По эту сторону беды.
Добавлено: 09 мар 2019, 16:01
Спасибо всем, кто сочувствует и помнит https://www.memoriam.ru/forum/viewtopic. ... 32&t=24998
Расскажу немного, как жизнь сложилась.
Год назад моему мужу сделали сложную операцию, она очень хорошо прошла, но требовалась еще не одна.
Осенью его состояние ухудшилось. Был ноябрь, мы как раз готовились ко второй операции. Обследования показали рецидив, якобы опухоль стала больше, чем была изначально. В клинике собрали консилиум: главврач, оперирующий хирург, реаниматолог, кто-то еще. Они долго совещались, в итоге пригласили меня. Это было в предполагаемый день операции. Они сказали, что состояние пациента тяжелое, анализы ухудшаются с каждым часом, почки и так еле справляются, а могут совсем отказать, тромб, перекрывающий левую подвздошную вену, может сдвинуться и закупорить общую подвздошную вену, плюс появились новые тромбы и много чего еще. Дальше был небольшой торг в стиле: "А если поставить кава-фильтр?", "А если потом на диализ, живут же?", и на каждое мое предложение находился отказ, по разным причинам это бы не помогло.
Сказали мне самой решать. Для пациента смерть на операционном столе - не такой уж плохой вариант ввиду его состояния, но может я подумаю, что стоит дожить оставшиеся месяцы вместе и не платить за операцию? Я понимала, что мой муж выберет только операцию, и врачи это понимали, поэтому и решили воззвать к моему разуму. Но что я могла им ответить? Конечно, муж был готов ко всему, понимал, что может умереть, но лучше так, чем угасать без надежды, ведь других вариантов лечения не было. Его ответ был вполне предсказуем. А мне конечно хотелось, чтобы он был жив, хоть еще один день, хоть минуту. Я по документам была лицом, оплачивающим услуги, ответ ждали от меня. Я сказала: "Оперируем".
Я никогда не оставалась на время операции в клинике, как только мужа увозили, я сразу сбегала. Первая операция длилась почти целый день, и тут я готовилась, что будет долго. Но мне позвонили уже в два часа дня и сказали, что полтора часа назад операция закончилась. Больше ничего не сказали. Я примчалась в клинику. Первый попавшийся в клинике врач (не наш, но я слишком крепко в него вцепилась) рассказал, что операция прошла успешно. Что большая часть опухоли отмерла и вызвала абсцесс, его удалили, все прочистили, никакого рецидива, просто распад, все хорошо некротизировалось и все вовремя убрали. Муж уже пришел в себя, чувствует себя неплохо, на следующий день переведут в обычную палату. А я-то себе уже такого надумала, пока в клинику бежала.
В середине ноября мы вернулись домой. Состояние мужа улучшалось. Немного набрал вес, аппетит был хороший, учился ходить (у него опухоль нерв передавила, поэтому чувствительность левой ноги была нарушена). Готовились к следующей операции, надеялись, что удастся убрать остальную часть опухоли. Это, конечно, еще не излечение, но уже большой шаг в этом направлении. В середине февраля поехали на обследование, чтобы решать вопрос с операцией. Оказалось, что надо было немного нормализовать показатели крови, в остальном все было неплохо.
К началу прошлой недели мы уже полежали в нашей местной больнице, привели кровь в порядок, и планировали ехать решать вопрос о госпитализации. Неожиданно состояние мужа ухудшилось, причем очень резко. Надулся живот, мы думали, асцит, появилась слабость, он даже встать на ноги не мог. Мы приехали в клинику сразу к нашим онкологам. Ему в тот же день сделали прокол, но... Это жидкость в тканях брюшной полости, там ничего не выльется, и мочегонные препараты не помогут. Ничего уже не поможет. Врач сказал, что ресурс организма закончился. Я спросила, как же так, он несколько дней назад бегал практически? "Да, - говорит, - так бывает. Кто-то уходит постепенно, а кто-то бегает до последнего, а потом ресурс закончился и все. Теперь одна задача - облегчить его последний дни".
На следующий день я везла его домой. Мне не разрешили остаться на ночь в реанимации, но с утра я прибежала, и он меня узнал. Он был уже в полубессознательном состоянии, но меня успел увидеть и узнать. Потом уже глаза открывал, но в себя не приходил. В субботу мы приехали домой, он уже не просыпался. В воскресенье 3 марта в 16.00 он умер у меня на руках.
Он так намучился за эти годы, что первой моей реакцией была радость. Да, радость. Наконец-то ему не больно, он не мучается. Сколько возможно было человеку испить этих мучений, он испил за столько лет. И это закончилось. Прошло несколько дней, все в бегах, уже похоронили. Что я хочу теперь сказать... Да что я могу сказать спустя неделю? Ну хоть вот про эту неделю. У меня пока только мягкое теплое чувство благодарности, что он есть в моей жизни. Есть какая-то связь, которая не рвется со смертью, а может рано еще. Нет ощущения, что его нет, слишком мало времени прошло, да и резко так получилось. Почти нет слез, только если я специально их буду вызывать, но мне как-то не хочется. Я знаю, что он умер, но пока я просто делаю то, что должна делать, как робот, каждый день по плану. Может, еще накроет позже.
А может, я все-таки достигла того, чего хотела, и что так и не смогла правильно высказать в прошлом году. Это про соломку, да. Она конечно тоже не помешает, но надо учиться падать. Умеешь падать - есть шанс не сломать себе шею или другие части тела, они еще пригодятся. И с высоты сегодняшнего аж недельного опыта в статусе вдовы, могу сказать, что ДО намного тяжелее, чем ПОСЛЕ. Но это не окончательно. За ощущениями теперь буду следить по эту сторону беды.
P.S. Не обижайтесь, пожалуйста, на меня. Я сейчас веду себя так, как мне проще, как не больно. Поэтому у меня просьба. Я знаю, что она все равно кого-нибудь обидит, но все же. Если вы захотите помолиться за моего мужа Владимира, я буду вам благодарна. Молитесь так, как призывает ваша вера и ваше сердце. Он не был последователем какой-либо религии, но был очень верующим человеком. Прошу только избавить меня от проповедей сейчас. Я понимаю, как многим из вас вера дала поддержку в это непростое время, мне тоже дает, поверьте. Но я не хочу сейчас ни с кем это обсуждать.
Расскажу немного, как жизнь сложилась.
Год назад моему мужу сделали сложную операцию, она очень хорошо прошла, но требовалась еще не одна.
Осенью его состояние ухудшилось. Был ноябрь, мы как раз готовились ко второй операции. Обследования показали рецидив, якобы опухоль стала больше, чем была изначально. В клинике собрали консилиум: главврач, оперирующий хирург, реаниматолог, кто-то еще. Они долго совещались, в итоге пригласили меня. Это было в предполагаемый день операции. Они сказали, что состояние пациента тяжелое, анализы ухудшаются с каждым часом, почки и так еле справляются, а могут совсем отказать, тромб, перекрывающий левую подвздошную вену, может сдвинуться и закупорить общую подвздошную вену, плюс появились новые тромбы и много чего еще. Дальше был небольшой торг в стиле: "А если поставить кава-фильтр?", "А если потом на диализ, живут же?", и на каждое мое предложение находился отказ, по разным причинам это бы не помогло.
Сказали мне самой решать. Для пациента смерть на операционном столе - не такой уж плохой вариант ввиду его состояния, но может я подумаю, что стоит дожить оставшиеся месяцы вместе и не платить за операцию? Я понимала, что мой муж выберет только операцию, и врачи это понимали, поэтому и решили воззвать к моему разуму. Но что я могла им ответить? Конечно, муж был готов ко всему, понимал, что может умереть, но лучше так, чем угасать без надежды, ведь других вариантов лечения не было. Его ответ был вполне предсказуем. А мне конечно хотелось, чтобы он был жив, хоть еще один день, хоть минуту. Я по документам была лицом, оплачивающим услуги, ответ ждали от меня. Я сказала: "Оперируем".
Я никогда не оставалась на время операции в клинике, как только мужа увозили, я сразу сбегала. Первая операция длилась почти целый день, и тут я готовилась, что будет долго. Но мне позвонили уже в два часа дня и сказали, что полтора часа назад операция закончилась. Больше ничего не сказали. Я примчалась в клинику. Первый попавшийся в клинике врач (не наш, но я слишком крепко в него вцепилась) рассказал, что операция прошла успешно. Что большая часть опухоли отмерла и вызвала абсцесс, его удалили, все прочистили, никакого рецидива, просто распад, все хорошо некротизировалось и все вовремя убрали. Муж уже пришел в себя, чувствует себя неплохо, на следующий день переведут в обычную палату. А я-то себе уже такого надумала, пока в клинику бежала.
В середине ноября мы вернулись домой. Состояние мужа улучшалось. Немного набрал вес, аппетит был хороший, учился ходить (у него опухоль нерв передавила, поэтому чувствительность левой ноги была нарушена). Готовились к следующей операции, надеялись, что удастся убрать остальную часть опухоли. Это, конечно, еще не излечение, но уже большой шаг в этом направлении. В середине февраля поехали на обследование, чтобы решать вопрос с операцией. Оказалось, что надо было немного нормализовать показатели крови, в остальном все было неплохо.
К началу прошлой недели мы уже полежали в нашей местной больнице, привели кровь в порядок, и планировали ехать решать вопрос о госпитализации. Неожиданно состояние мужа ухудшилось, причем очень резко. Надулся живот, мы думали, асцит, появилась слабость, он даже встать на ноги не мог. Мы приехали в клинику сразу к нашим онкологам. Ему в тот же день сделали прокол, но... Это жидкость в тканях брюшной полости, там ничего не выльется, и мочегонные препараты не помогут. Ничего уже не поможет. Врач сказал, что ресурс организма закончился. Я спросила, как же так, он несколько дней назад бегал практически? "Да, - говорит, - так бывает. Кто-то уходит постепенно, а кто-то бегает до последнего, а потом ресурс закончился и все. Теперь одна задача - облегчить его последний дни".
На следующий день я везла его домой. Мне не разрешили остаться на ночь в реанимации, но с утра я прибежала, и он меня узнал. Он был уже в полубессознательном состоянии, но меня успел увидеть и узнать. Потом уже глаза открывал, но в себя не приходил. В субботу мы приехали домой, он уже не просыпался. В воскресенье 3 марта в 16.00 он умер у меня на руках.
Он так намучился за эти годы, что первой моей реакцией была радость. Да, радость. Наконец-то ему не больно, он не мучается. Сколько возможно было человеку испить этих мучений, он испил за столько лет. И это закончилось. Прошло несколько дней, все в бегах, уже похоронили. Что я хочу теперь сказать... Да что я могу сказать спустя неделю? Ну хоть вот про эту неделю. У меня пока только мягкое теплое чувство благодарности, что он есть в моей жизни. Есть какая-то связь, которая не рвется со смертью, а может рано еще. Нет ощущения, что его нет, слишком мало времени прошло, да и резко так получилось. Почти нет слез, только если я специально их буду вызывать, но мне как-то не хочется. Я знаю, что он умер, но пока я просто делаю то, что должна делать, как робот, каждый день по плану. Может, еще накроет позже.
А может, я все-таки достигла того, чего хотела, и что так и не смогла правильно высказать в прошлом году. Это про соломку, да. Она конечно тоже не помешает, но надо учиться падать. Умеешь падать - есть шанс не сломать себе шею или другие части тела, они еще пригодятся. И с высоты сегодняшнего аж недельного опыта в статусе вдовы, могу сказать, что ДО намного тяжелее, чем ПОСЛЕ. Но это не окончательно. За ощущениями теперь буду следить по эту сторону беды.
P.S. Не обижайтесь, пожалуйста, на меня. Я сейчас веду себя так, как мне проще, как не больно. Поэтому у меня просьба. Я знаю, что она все равно кого-нибудь обидит, но все же. Если вы захотите помолиться за моего мужа Владимира, я буду вам благодарна. Молитесь так, как призывает ваша вера и ваше сердце. Он не был последователем какой-либо религии, но был очень верующим человеком. Прошу только избавить меня от проповедей сейчас. Я понимаю, как многим из вас вера дала поддержку в это непростое время, мне тоже дает, поверьте. Но я не хочу сейчас ни с кем это обсуждать.