Карандаш

[Рафиль]

Карандаш



Отсутствие каких-либо сентиментальных вещичек и фотографий создавало в квартире строгую рабочую обстановку. Лишь множество книг разной толщины. Книги были везде. Даже на полу стояли аккуратные стопки толстенных фолиантов. В этой квартире царила идеальная чистота. При всём кажущемся беспорядке комната была тщательно убрана. Нигде не было ни пыли, ни смятых листов бумаги.



Писателю было далеко за пятьдесят. Многолетняя ночная работа и особый темп жизни хозяина наложили свой отпечаток на все, что было в комнате. По ночам до соседей доносился тихий стук старенькой пишущей машинки и иногда слышался тихий скрип старых половиц. К соседу-писателю жильцы дома давно привыкли. Безобидный и тихий, он к тому же нередко выручал их деньгами. Иногда возвращая долг, соседи долго убеждали его, что брали у него взаймы. Сам он напрочь забывал об этом.



Каждый утро к нему приходила женщина в возрасте. В течение двух часов она наводила порядок в квартире писателя. Затем готовила еду на целый день и уходила. По заведённому порядку каждый месяц писатель оставлял ей зарплату на столе. Изредка, когда приходил щедрый гонорар, рядом с деньгами появлялись гостинцы и подарки. Он знал, что женщина одна воспитывает племянницу. У девочки не было родителей, и сердобольная женщина взяла ее на воспитание. Так и тянулись тихие дни этого дома. Виделись писатель и домработница крайне редко. Иногда встречаясь, перекидывались несколькими словами, и всё. Писатель был немногословен. Да и женщина, привычная к одинокой жизни, никогда не лезла с разговорами. Иногда она выполняла разовые поручения писателя. Обычно он оставлял ей список покупок и деньги. Чаще всего требовались бумага и карандаши.



По старой привычке писатель начинал писать от руки, и лишь после многочисленных поправок печатал текст на машинке. На писательском столе, как и в комнате, был идеальный порядок. Прямо в центре стояла пишущая машинка. Старая, потертая, она чем-то напоминала самого хозяина. Слева, в огромном прозрачном стакане толстым пучком разместились карандаши. Тут же стояла чугунная пепельница. Возле нее лежал страшного вида нож, привезенный когда-то с войны. Военный трофей из немецкой стали был ручной работы и невероятно острый. Именно им писатель и точил свои карандаши.



Каждый раз перед началом работы он вытряхивал все карандаши на стол. Натягивал очки с резиночкой и начинал просматривать карандаш за карандашом. За долгие годы для него это стало традицией, привычным ритуалом перед творческим трудом. Что-то бормоча себе под нос, он брал каждый карандаш, долго и внимательно его рассматривал. И если была необходимость - осторожно снимал острым ножом деревянный покров карандаша. Делал он это с особой аккуратностью и любовью. Кто знает, может, он верил, что карандаши являются помощниками в его деле? В конце концов, идеально заточенные карандаши возвращались на свое место. Писатель с наслаждением раскуривал свою трубку. И задумчиво разглядывал острия карандашей, удовлетворенно улыбаясь в предвкушении работы.



Этот момент любили и сами карандаши. Что-то невероятно волнующее было в самом процессе заточки. Замусоленные карандаши после ножа становились совсем другими. Стройные высокие прически и идеально заточенный грифель удивительным образом преображали карандаши. Находясь в стакане, каждый из них считал себя идеально острым. Ни один из них даже не задумывался, что каждая такая процедура укорачивает карандашную жизнь. Это их не удручало. Пока писатель докуривал свою трубку, они лишь спорили, кому повезет попасть в его руки для работы.



В этот момент писатель тоже задумывался. Он был убежден, что от того, как начнется работа, зависит красота написанного. Взгляд его скользил по остреньким головкам карандашей. Любой из них, хоть раз побывав в его руках, становился знакомым и даже родным. В тот день выбор его остановился на черном карандаше. Уже наполовину сточенный, он выделялся именно тем, что был ниже других. Писатель осторожно вынул карандаш. Стопка новеньких листов легла перед ним. На чистых листах предстояло написать последнюю главу книги. Финал - тот самый момент, который писатель никогда не любил. Конец книги у него всегда вызывал непонятную грусть.



Черному карандашу повезло. Ему посчастливилось писать большую часть этой книги. В ней рассказывалось и о жизни самого писателя. Может, поэтому книга давалась с трудом. Слишком больно было вспоминать прожитые события. И помогая писателю излагать свои мысли на бумаге, карандаш проникся сочувствием к этому человеку.



Сложная судьба не сломала человека. Все так же сердце его умело дарить тепло. Это чувствовалось и в словах, и в том, как осторожно писатель подбирал их. Как замирала рука с карандашом над особо грустными эпизодами романа. Карандаш чувствовал всем телом, как сжимаются пальцы писателя. К тому же карандаш умел не только писать, но и читать. Карандашом водила рука писателя. Грифель превращался в слова и предложения. Да, карандаш постепенно стирался. Таково было его предназначение.



И карандаш становился участником жизни писателя. Хитрить карандаш начал еще на второй главе романа. Если ему не нравился эпизод, он начинал скрипеть. Чего-чего, а вот скрипа писатель не любил. В этот момент он морщился. Доставал очки и брался за нож. Ведь менять карандаш в разгар работы он не любил. Карандаш готов был пожертвовать кусочком тела. Он знал писателя, как никто другой. А писатель мистически верил, что если не ложатся строчки, значит, надо обдумать эпизод еще раз. Так, потихоньку, карандаш помогал писателю. Со своей карандашовой хитринкой.



Последняя глава. Самое трудное. Разве легко описать финал своей жизни? Не боялся этот человек смерти. С ней он давно смирился. Он просто доживал свои нелегкие годы. Лучшей смерти, чем уйти тихо, ночью, с карандашом в руке, он и не представлял. Давно уже работа стала для него единственной радостью. Радостью и возможностью окунуться в мир фантазии. Только тут он мог прожить любую судьбу с любым финалом. В настоящей жизни это не удалось.



Уже под утро, когда солнце стало проглаживать лучами небо, писатель дописывал последние страницы книги. Его немного забавляло то, что он собирался написать. Подбирая слова, он грустно улыбался. Он искал слова, чтобы описать смерть одинокого старого писателя в старой квартире. Взяв карандаш, он вернулся к работе. Раздался скрип карандаша по бумаге. Чертыхнувшись, писатель взялся за нож. Заточив карандаш, писатель склонился над листом. И опять ужасный скрип. Писателю не терпелось закончить книгу. Просто покончить с самым неприятным в его жизни финалом романа. Но упрямый карандаш все продолжал скрипеть. Раздосадованный таким поворотом дел, писатель вновь и вновь обстругивал кончик карандаша. Вскоре от того остался коротенький кусочек, не больше сантиметра. Слеза капнула на лист. "Даже на бумаге умереть не получается", - пробормотал с тоской писатель.



Он даже не слышал, как открылась дверь и вошла домработница. Впервые она увидела писателя в таком состоянии. Обхватив голову руками, он плакал. Она разобрала слова. Те самые слова о смерти на бумаге. Писатель почувствовал теплую руку у себя на голове. Так было только в детстве. Впервые за долгие годы он просто плакал, не стесняясь чужого человека. Вместе со слезами выходила обида на свою жизнь. Обида за потерянную семью и детей.



Этот случай сблизил писателя и немолодую женщину. Вскоре она с племяшкой переехала к нему совсем. Дом наполнился детским смехом. И однажды соседи услышали, как засмеялся и сам писатель. Наверное, этот человек заслужил свое маленькое счастье. На склоне лет судьба подарила ему тепло и человеческое участие. Может, судьба, а может, карандаш. Кто точно скажет? Но конец главы был написан именно так, как хотелось карандашу. В финале книги слышался смех счастья.



Вскоре писатель начал писать веселые сказки. Веселые и полные смеха. А карандаш? Сантиметровый коротышка стал семейной реликвией. Его почтительно доставали только раз в году. И он всегда был особым гостем на теплом семейном празднике.

[Liudmila]

Здравствуйте, Рафиль!
Очень трогательный рассказ. Это Ваше произведение?
Спасибо.

[Рафиль]

Здравствуйте
Это одна из моих 39 сказок. Была такая возможность напечатать книжку.
Рад, что понравилось)

[Рафиль]

Вот еще одна былинка-сказка....

Коробок спичек

Многое, что окружает нас в этом мире, на первый взгляд кажется простым и даже обыденным. Таким же скучным выглядел и обыкновенный коробок спичек. Когда-то его сделали на скрипучем конвейере какого-то маленького заводика где-то под Пензой. И, в конце концов, коробок оказался на пыльном кухонном столе старенькой дачи. Рядышком расположилась свечка в стеклянной банке. Вот и все соседи.
Бесконечно длинные дни спичечного коробка тянулись однообразно и занудно. Коробок ничем отличался от своих собратьев с конвейера. Ни количеством спичек, ни этикеткой. Все это называлось товаром широкого потребления.
В коробке жили спички. В прошлой жизни каждая была кусочком мощного дерева. Память об этом смутно витала в серных головках спичек. Прошлая жизнь мало их интересовала. Гораздо заманчивее была жизнь нынешняя. В виде стройной реечки с гладенькой коричневой головой.

Иногда обычная темнота преображалась. Раскрывалось волшебное отверстие, освещая внутренность коробка. Спички с замиранием ждали божественного выбора. И кто-то избранный покидал родной дом-коробок. Все с восхищением провожали взглядами улетающую в небеса спичку. Все завидовали: ведь ее ждало яркое будущее - свет.

Лишь одна спичка всегда оставалась в стороне от этих переживаний. Судьба ее обделила. Когда-то капелька клея намертво приклеила ее ко дну коробка. Вот таким подарком наградила жизнь - полной неподвижностью. Деревянные спички не отличались добротой или нежными чувствами. Тут шла своя борьба за яркую жизнь. Всех радовало, что приклеенная спичка не борется. Одним соперником меньше - уже хорошо.

Спичечный коробок знал истину. Коробок отличался житейской мудростью. И нашел в себе силы не говорить спичкам о том, что происходит на самом деле. Когда головка спички чиркала по его шершавому боку, он говорил: "Тебя принимают небеса - терпи". Очередная спичка, восторженная и гордая, вдруг понимала - это смерть. Яркая вспышка. И жгучее пламя мгновенно наполняло деревянное тело. Вскипевшая смола стекала по нему, как слеза. И то, что раньше было спичкой, превращалось в сведенную судорогой черную тень из золы. Так происходило с каждой спичкой. Постепенно стенки коробка покрывались шрамами. Каждый шрам коробок знал. Ведь каждый - это жизнь очередной спички. Нет, не считал коробок себя виноватым в гибели спичек. Но постоянная боль стала для него привычным ощущением.
Так и тянулась жизнь коробка и спичек. Беспокойные спички, целый день проводящие в пустых разговорах и сплетнях, лишь ночью успокаивались и засыпали. А у приклеенной спички только ночью и начиналась настоящая жизнь. Молчаливая и замкнутая днем, сейчас она болтала с коробком. Эта спичка знала о том, что происходило. Но по просьбе коробка не раскрывала этот секрет. Она не держала зла на едких товарок, которые ее постоянно подтрунивали. Каждую соседку она искренне жалела. О внешнем мире она знала многое и все больше узнавала.

Со своей судьбой спичка смирилась. Такова жизнь обыкновенной спички - светить для других. Долгие ночные беседы сдружили спичку и коробок. Однажды спичка спросила у коробка: "А что ожидает тебя? Когда кончатся все спички?". "Выбросят, - с грустью сказал коробок. И добавил тихо, чтобы не услышала спичка, - в печку на растопку". Коробку было жалко спичку. Зачем добавлять ей, и так приклеенной судьбой, еще боли?

Шли дни, опустошая коробок. Пока однажды в коробке не осталось всего две спички. Близилась развязка их жизни, их дружбы. Этой ночью друзья просто молчали. И каждый мысленно готовился к исходу. Что же тут страшного? Нормальная жизнь с ярким финалом. Все рано или поздно заканчивается. Спичка, тесно прижавшись к коробку, наслаждалась последними часами.
И вот открылось небо. Божественные пальцы вытащили предпоследнюю счастливо улыбающуюся спичку...
В этот день бабушка приехала с внуком. Наверное, в последний раз. Недавно умер ее муж. Да и годы уже не те, чтобы ездить на электричке за многие километры. Внучок, удивительно похожий на деда, тараторил всю дорогу. Так и не поняв своим детским умом, куда уехал дед, внук говорил, что сделает деду сюрприз, когда тот вернется. И на все расспросы - что за сюрприз? - смешно морщил лобик и отнекивался... "Сюрприз - это когда секрет для всех", - важно отвечал он. Войдя в дачный домик, бабушка достала спички. Зажженная свечка осветила комнату.

Внук куда-то убежал. Бабушка, устав, присела на стул. "Вот. Приехала в последний раз. А когда-то с дедом тут та-а-ак зажигали", - шептала она тихонько. В комнату забежал запыхавшийся внук. Бабушка незаметно смахнула слезы. Внучок тараторил: "Ба, ба, мне нужно куда-нибудь спрятать секрет для деда", Увидев коробок, внук начал упрашивать: "Бабушка, дай мне коробок. Спички забери, а коробок дай мне". Бабушка встряхнула коробок: "А он пустой, внучек. Забирай". Счастливый мальчишка, отвернувшись, что-то засунул в коробок. Бабушка наблюдала за ним. Лишь вечером, когда внук уже посапывал в кровати, она достала коробок из-под подушки. Надев очки, открыла "сюрприз". И соленая капля упала в открытый коробок. Там лежал орден деда. "Вот где он был!" - улыбнулась бабушка. Когда хоронили деда, родственники так и не нашли этот боевой орден. Искали везде. Спрашивали даже у внука, мол, дед просил найти. Но внук так и не сказал, что дед подарил орден ему, как боевому товарищу... Бережно положив на место коробок, бабушка вышла из комнаты малыша.

Коробок и спичка так до конца и не поняли, что произошло. Спичку не тронули, и коробок не выкинули. Наоборот, внутрь положили старый потускневший орден, который тут же начал ворчать. Но вскоре он устало похрапывал во сне. Потом эта соленая вода, капнувшая в раскрытый коробок. Коробок и спичка не могли прийти в себя от неожиданного счастья. Вскоре добавилась еще одна радость. Бабушкина слеза, капнув в коробок, пропитала его дно... и спичка отклеилась.

Так у коробка и спички началась вторая жизнь. Внук бережно хранил коробок с сюрпризом для деда. А коробок и спичка слушали героические истории ордена. Про деда, про войну, про жизнь и смерть...

[Валентина М]

Как это похоже...
Особенно поразило:

Коробок отличался житейской мудростью. И нашел в себе силы не говорить спичкам о том, что происходит на самом деле. Когда головка спички чиркала по его шершавому боку, он говорил: "Тебя принимают небеса - терпи". Очередная спичка, восторженная и гордая, вдруг понимала - это смерть. Яркая вспышка. И жгучее пламя мгновенно наполняло деревянное тело. Вскипевшая смола стекала по нему, как слеза. И то, что раньше было спичкой, превращалось в сведенную судорогой черную тень из золы. Так происходило с каждой спичкой. Постепенно стенки коробка покрывались шрамами. Каждый шрам коробок знал. Ведь каждый - это жизнь очередной спички.

Как точно вы подметили и описали... Сложно подобрать слова, путаются мысли и комок...
Спасибо вам, Рафиль...

Можно еще почитать ваши сказки? Как называется книжка с вашими сказками?

[Рафиль]

Здравствуйте....
Книжку найти - врядли. весь тираж так и болтается дома) все времени нет его пусть в плавание-продажу. Там свои тараканы. А я не люблю всякие продажи-бумаги и пр... Я еще сюда буду сказок буду подливать - если читатель найдется. Книжка называется очень мудрено))) "39 сказок".
сначала хотел назвать 39 былинок. Так как все сказки... писаны с жизни, ну так. причесаны только чуток. каждый эпизод был в жизни у меня.
Рад что понравилось. Ну и надеюсь чуток согрело.

[Рафиль]

сказка, которую крайне не любят мои дети))))

Плотик.
Снег шел не переставая. Вот такая выпала в этот год зима. Многие деревья, не выдержав веса огромных куч снега на ветках, переламывались, как спички. Тяжело пришлось и птицам, и зверью. Такие крупные животные, как лоси, и то страдали от снегопада. Завязнув по пояс в снегу, они едва-едва могли передвигаться, да и то только прыжками. Радовало, что большая часть зимы была уже позади. Редкие дни без снегопада открывали голубейшее небо, в котором уже как-то по-весеннему улыбалось солнце.
В такие дни лес немного оживал. В заснеженных ветках мелькали птицы. Или носилась по стволам, весело цокая, шустрая белка. И это говорило о том, что жизнь все еще теплилась в лесу. Теплилась она и глубоко под толщей снега. Бесконечные тоннели были прорыты между землей и снегом. И постоянно по ним сновали мыши-полевки. Тут было и много пещерок, служивших местом встреч и всевозможных игр мышек. Благодаря снегу не было никакой опасности. Лисы и совы просто не могли докопаться до своей излюбленной пищи - мышей.
На исходе зимы игрались мышиные свадьбы. Молодые пары рыскали под снегом в поисках удобных мест для семейного гнезда. Так же искала подходящее место и эта парочка полевок. Ничем особенным они не отличались. Ну, разве только тем, что позже остальных пришли к любовному согласию. К тому согласию, после которого заводят потомство. Вскоре и они нашли уютное место. Дружно начали рыть норку. Больше всего трудилась будущая мамаша. Она более ответственно подошла к этому делу. А вот он был из разряда романтиков. Пока самочка копала нору, он восторженно рассказывал ей, как назовут будущих малышей, как он будет учить их жизни. Будет воспитывать и объяснять, как лучше прятаться от опасностей. На что самочка, ворча, говорила: "Ты бы лучше помог копать дом". В конце концов норка была выкопана.
Она уходила на полметра в глубину плотной почвы Нора заканчивалась небольшой шаровидной вида пещеркой. Именно тут и предстояло появиться на свет мышиному потомству. Самочка таскала соломинки и вскоре в пещерке появилось пушистое уютное гнездо. В самом центре гнезда она уложила мягкие ворсинки, пух птиц. И напоследок надергала нежнейшего пуха у себя с животика. Гнездышко было готово.
Самочка устроилась в ожидании. Самец нервно шастал недалеко от гнезда, периодически подбегая к самочке, чтобы узнать, как дела. Вскоре один за другим появились на свет малышата. Маленькие, дрожащие тельца с закрытыми глазками не произвели впечатления на папу-мышь. Самочка с нежностью подталкивала мышат к своему животу, где их ждало вкуснейшее молоко. В отличие от папы, для мамы все малыши были как на подбор красавцы. Уже через несколько дней у мышат прорезались глазки и окрепли дрожащие лапки. Малыши росли быстро и вскоре стали резвиться возле мамаши. До этого момента она сердито отталкивала папу-мышь, боясь, что он ненароком придавит детей. Наконец-то папе разрешили заняться воспитанием.
В глубине души папа-мышь ликовал. Он был папой, и эта гордость его просто переполняла. Но внешне это никак не проявлялось. Он был строг и справедлив. Иногда он наказывал наиболее расшалившихся малышей. Детки были способные и обучались быстро. Они уже умели по команде замирать, сжавшись в неподвижный комочек. Или с места шустро рассыпаться, как горох, по углам пещерки. Жизнь текла размеренно и спокойно, как обычно бывает в семьях у мышей.
Беда пришла неожиданно. За снежной зимой вспыхнула теплом весна. Небывало жаркая погода и бурные весенние ливни мгновенно растапливали снежные завалы. Талая вода не успевала уйти в землю. Бескрайние потоки воды искали путь, перекатываясь по поверхности почвы. Лес начало затапливать. Первыми наводнение заметили именно мыши. Вода, ища лазейки, начала затекать в их уютные норы. И вскоре выгнанные на поверхность мыши беспомощно искали сухие места. Но вода все прибывала и прибывала.
У оголодавших за зиму хищников настала золотая пора. Обездоленные мыши были как нельзя кстати. Наша семья полевок так же, как и остальные, покинула свою нору. Спрятавшись в старой коряге, они были недоступны для зверья. Но для воды не было преград. Вскоре холодная вода стала подбираться и к ним. В головах родителей рождалась паника. Они понимали, что наступает конец. Надо искать другое убежище... Неожиданно, подмытое ручьями, рухнуло огромное дерево. Вода, перемешанная со льдом, накрыла старую корягу. Когда коряга показалась из-под волны - на ней уже не было семьи полевок. Мама-полевка, захлебываясь, судорожно перебирала лапками. Холод стягивал все мышцы. Еще немного и она бы просто утонула. Но небольшая ветка спасла ее. С трудом выбравшись из воды, она прижалась к ветке, стараясь стать как можно меньше и незаметнее. Ее семьи нигде не было. Она оглядывалась по сторонам, пытаясь разглядеть родные фигурки. В мутной воде плавали щепки и куски льда. Ветку прибило к дереву, которое недавно рухнуло. Мышь-мама переползла на него. Заметив в дереве дупло, мышка забралась внутрь. Дупло было громадным. Еще осталось целым пушистое птичье гнездышко. Мышка с горечью подумала: "Как бы здорово было спрятаться всем вместе тут, в тепле и вдалеке от воды". Она высунула голову из дупла, с тоской всматриваясь в поверхность воды.
И вдруг она увидела. По воде плыл темный обломок, на котором сидели все ее малыши. Медленно покачиваясь, они приближались к дереву, где сидела мама. Глаза мамы жадно высматривали вокруг Мышь-папу. Но его нигде не было. Но спасение детей уже было счастьем. Вскоре волны подогнали малышей ближе. И тут мама-мышь разглядела, что мокрые мышата, тесно прижавшись друг к другу, чтобы хоть как-то согреться, плыли на мертвом отце.
За секунду до того, как волна накрыла корягу, Папа-мышь схватил в охапку всех малышей, тесно прижав к груди. Когда волны успокоились, он понял: вокруг нет ничего, кроме воды. Еще несколько минут, и все малыши просто замерзнут. И как назло, рядом не было ни веток, ни ледышек. У Папы-мыши остался один выход. Прочитав последние в своей отцовской жизни наставления, он погладил каждого мышонка, вздохнул глубоко-глубоко и перевернулся на живот. Как и велел папа, мышата переползли на его спину. Воздух, набранный в легкие, и плотно закрытый рот - и для малышей был готов плотик из папы.
Через несколько дней вода ушла так же быстро, как и накатила. Старое дерево вскоре заросло густыми кустами крапивы. Внутри него в птичьем дупле жила семейка мышей. Мама и семеро мышат. Вскоре мышата подросли. И в соседних дуплах этого старого дерева образовались новые пары, и появились на свет новые малыши.
А Мама-мышь так и осталась одна. Больше она не заводила малышей. И часто вечерами к ней прибегали внучата и правнуки. И слушали сказку об отважном Папе-мышке, который когда-то спас их родню. Слышали они ее не один раз, но всегда просили рассказать именно эту сказку...(..)