МАМОЧКА, ЭТО ДЛЯ ТЕБЯ!
БЕЗ НЕЁ
...Передо мной ночей холодных бездна,
И где найти связующую нить
Когда уйдут, рассеются, исчезнут
Все те, кого я мог еще любить...
Тишина. Настолько плотная, что кажется осязаемой субстанцией. Такую тишину принято называть «мертвой». Но нет, никакая она не мертвая. Это ты – умер. Это ты – призрак. Бесплотная тень. Днем можно на время забыть о пустоте, пришедшей на смену желаниям, надеждам... радостям. Работа – это хорошо. Изнуряющая работа – еще лучше. Коллегам некогда бросать на тебя сочувственные взгляды. Недосуг разглядеть пустыню в твоих ясных, как утро, глазах. Пустыню. Вакуум. Как в открытом космосе. Вот только твой личный «космос» – это сплошная чернота, без проблесков звезд.И где найти связующую нить
Когда уйдут, рассеются, исчезнут
Все те, кого я мог еще любить...
Кончается день. И поддерживающая тебя сила утекает, точно вода из треснувшей чашки. Небогатый выбор – либо ближайший бар, либо – дом, переставший быть таковым. Вежливо отклонить приглашение приятеля «поговорить за жизнь». И – в холод зимнего вечера. Побродить по улицам, несмотря на усталость. Полюбоваться на другую жизнь. Пройти мимо чужих радостей и горестей, которые никогда не затронут твою душу. Твою опустошенную душу. Ты еще можешь чувствовать боль – и пользуешься этим. Снова и снова возвращаешься к памятным местам. Вот кафе, где вы иногда ужинали. Вот скамейка в сквере, где вы сидели, обнявшись, как влюбленные школьники. И так далее...и так далее... Память жестока. Ты идешь по следам воспоминаний. Ваших общих воспоминаний. Или они только твои? Ты не хочешь задумываться над этим. Не всякую боль можно вынести. Ты улыбаешься при этой мысли (улыбкой выражение твоего лица можно назвать лишь с большой натяжкой). О да, ты много знаешь о боли. Ты настоящий спец по боли. Душевной, разумеется. Для физической ты слишком здоров. И молод. Тебе обеспечена долгая жизнь. Долгая-долгая жизнь. Без нее. Потому что она не вернется. Ни-ког-да.
Озябший, измотанный донельзя, ты приходишь домой заполночь. Долго не можешь отпереть дверь, застывшие пальцы не слушаются. Наконец, переступаешь через порог... и мрак пустой квартиры вливается в тебя. В комнатах тепло, но ты никак не можешь согреться. Ты машинально включаешь ненужный тебе свет. Видишь знакомые предметы – красивый столовый гарнитур, который вы выбирали вместе, ковер, купленный тобой вскоре после свадьбы, большую китайскую вазу – подарок ее матери... Если город – лишь извилистая карта памяти, то этот дом – само воспоминание. Здесь все пронизано ее присутствием. Здесь до сих пор витает почти неощутимый аромат ее духов. И здесь ты продолжаешь жить, если, конечно, эту бесконечную агонию можно назвать жизнью.
Ты ложишься на диван. Тебе нужно поспать, ведь до рассвета осталось всего ничего. Жесткий диван – не самое удобное ложе, но ты не в силах заставить себя лечь на вашу кровать – свидетельницу стольких волшебных ночей.
Ты закрываешь глаза. Темнота медленно сгущается до полной непроницаемости. Темнота накрывает тебя черным саваном. Ты лежишь под покровом мрака, словно на дне могилы. Ты задыхаешься от тяжести невидимого груза, давящего на твою грудь. Это груз тоски и невыплаканных слез. Это груз вины и отчаяния. Это – твой крест.
Ты погружаешься в сон, как в холодную воду. Твои сны – всего лишь повторение реальности, которая ничем не отличается от кошмара. Тебе отказано даже в этой милости – короткой ночи без сновидений.
Ты снова и снова проходишь все круги ада. Твоего личного ада. Последнее объятие... отчуждение в глазах женщины, которую ты не просто любишь – обожествляешь... дверь, закрытая ею... Сухой щелчок замка – звук, преследующий тебя и днем, и ночью... обыденный звук – как поворот ножа в кровоточащей ране... Ты открываешь глаза, судорожно глотая воздух. Ты вырываешься из трясины сна, дрожащий, измученный, истерзанный. Ночь постепенно отступает, как волна во время отлива. Ты выброшен на берег дня. Твои страхи, сомнения, сожаления окружают тебя плотным кольцом. Не вырваться, не сбежать, не спастись.
Холодная вода частично смывает усталость и головную боль. В зеркальной глубине ты видишь свое отражение. Твои глаза – словно открытые окна тоски. Душа, корчащаяся в муках, кричит из окон глаз. Но свидетелями этих мук будут только молчаливые стены и зеркало. Потому что наступил день и ты вновь надеваешь маску холодного спокойствия. Ты примеряешь дежурную улыбку, приподнимающую уголки губ. О, какого выдающегося актера потерял мир в твоем лице! С какой потрясающей достоверностью ты изо дня в день разыгрываешь опостылевший тебе спектакль! Но иначе нельзя. Тебе не нужна ничья жалость. Ты отвергаешь сочувствие. Чаша горечи полна до краев – и ты хочешь осушить ее всю, без остатка. Потому что так надо. Потому что это – твоя епитимья. Это – твоя судьба и ты выбрал ее сам. Тебе некого винить кроме себя самого…
Ты появляешься в офисе раньше всех. Ты готов к новому дню, твоя невидимая броня несокрушима, стонущая душа не смеет шелохнуться в железных тисках воли. Для страданий и слез есть ночи, все эти беззвездные, бесконечные ночи, ожидающие тебя впереди.
Ты знаешь, что пощады не будет да и не ждешь ее. Ибо одна из множества горьких истин, усвоенных тобой, гласит: в этом мире за все надо платить. И ты платишь. Ты расплачиваешься одиночеством, иссушающим душу. Каждый день и каждую ночь твоей долгой-долгой жизни. Жизни без нее.