Вопрос врачам

[Ирина Р.]

<...>
В 62 года моему мужу поставили диагноз «сахарный диабет», в 68 – «рак головки поджелудочной железы», через 10 месяцев, в возрасте 69 лет, его не стало. Муж был старше меня на 25 лет.
Вот наши приключения последнего года его жизни.
В самом начале сентября 2011 г. сахар в крови подскочил до 20 ед. и не снижался таблетками вообще (до этого в течение 6 лет диабет регулировали диетой, манинилом, глюкофажем, диабетоном и пр.).
Врач в поликлинике сказала ложиться в больницу, мы госпитализировали мужа<....>, в эндокринологическое отделение. Там он пролежал три недели, его обследовали, перевели на инсулинотерапию, больше ничего особенного не выявили, кроме уже известных нам других хронических заболеваний, переписанных в историю болезни из наших старых эпикризов и с моих слов, сказали, если будем регулярно колоться инсулином и соблюдать диету, все будет хорошо. Вот цитата из результатов УЗИ брюшной полости <....>: «…Поджелудочная железа: размеры не увеличены. Контуры ровные, четкие… Эхоструктура однородная. Панкреатический проток не расширен…». Еще лежа в больнице, он вдруг пожелтел, врачи решили, что это печень шалит, прокапали курс гептрала. С тем мы и уехали домой.
Желтизна стала усиливаться, самочувствие ухудшаться. Мы побежали в поликлинику, терапевты стали прописывать нам желчегонные средства, думая, что это цирроз печени. Муж пил зверобой до тошноты, потом наконец, прекратил, чувствуя, что становится все хуже и хуже. Биохимические анализы крови становились страшнее и страшнее: щелочная фосфатаза зашкаливала за 3300, альфа-амилаза за 600, общий билирубин – 400. Пытались попасть на КТ, на МРТ – не брали из-за плохой функции почек.
Стал задыхаться, кожа стала уже не желтая, а зеленоватая, вызвали Скорую, Скорая обнаружила синдром Курвуазье (желчный пузырь был переполнен, желчь там скопилась, а выходить не могла, все это еще усилилось из-за желчегонных средств), нас отвезли <....> во 2-е хирургическое отделение. Там я прожила с ним больше месяца (наши болезни осложнялись тем, что он последние 10 лет практически ослеп + энцефалопатия и пр., и пр., самостоятельно обслуживать себя в больнице он был не в состоянии).
После УЗИ в приемном покое <....> мне сразу и сказали, что у него рак головки поджелудочной железы. Я была в шоке и первый раз в жизни действительно не знала, что делать. В больнице три недели капельницами снижали билирубин, сделали дренаж желчного пузыря для оттока желчи. Потом сделали операцию – удалили желчный пузырь и наложили анастомоз в обход опухоли. Сказали, что это продлит его жизнь. На мои робкие вопросы, а как же бороться с раком и просьбы что-нибудь сделать радикальное, отвечали, что радикальную операцию (как я понимаю, операцию Уиппла) он не выдержит, т.к. организм ослаблен, и они делают все, что можно. И муж, и я почему-то с детства привыкли врачам верить, <....> решили, что это правда.
При операции у него не стали брать биопсию (сказав, что поджелудочная начнет кровоточить и начнется панкреонекроз), не брали даже кровь на онкомаркеры, но хирург, делавший операцию, сказал мне, что диагноз подтвердился, там большая опухоль, но метастазов нет и они сделали все, что могли.
Через 10 дней, 29 декабря 2011 г., мы уехали домой. На мои вопросы, а что нам делать, выйдя из больницы, куда бежать и как бороться, мне было отвечено, что делать ничего не надо, никакая химио- и радиотерапия не поможет, его все это только измучает, надо спокойно жить, сколько ему осталось (то же самое потом сказал и онколог в поликлинике, когда я оформляла мужу первую группу инвалидности). На мой вопрос, сколько же осталось, хирург ответил: «такие больные живут кто несколько месяцев, кто полгода, а кто и несколько лет». Мужу о диагнозе ничего не сказали, сказали, что у него индуративный панкреатит, так и написали в эпикризе.
Мы стали пытаться жить. Сначала страшно боялись всего, боялись, что каждую минуту что-то может случиться, даже смеяться дома боялись. Потом сдали анализы, в январе – они были лучше, чем при выписке из больницы. Потом в марте – еще лучше. В июне – все показатели, кроме щелочной фосфатазы (466 при норме 80-306), были вообще в норме, как у здорового человека. Врачи, у которых мы наблюдались (и гастроэнтеролог, и терапевт) даже стали строить робкие предположения, что может, там ничего и не было (диагноза-то «рак» нет в бумагах), а это был сильнейший панкреатит, который теперь стабилизировался и можно жить.
Мы даже сделали глазную операцию, и муж стал видеть!
А в сентябре 2012 г. все полетело в пропасть. Самочувствие становилось все хуже и хуже, биохимический анализ крови снова вышел из берегов. Муж стал снова желтеть, плохо есть, хуже и хуже видеть, хуже соображать и это было мне заметно, и ему самому тоже.
Снова на Скорой госпитализировались <....> в то же 2-е хирургическое отделение, к тем же самым врачам.<.....>
После поступления в больницу к вечеру того же дня мужу стало хуже, после обычной вроде капельницы с физраствором он сказал «Что-то я совсем ослаб» и это были последние внятные слова, которые я от него слышала. Вечером я уехала домой, а вернувшись утром вернувшись, обнаружила, что муж потерял остатки зрения и речь.<....>
Врачи сделали ему КТ на предмет инсульта, инсульта не обнаружили <...> Я как-то сообразила, что муж пока не умер и, наверное, он по крайней мере хочет пить и это надо ему как-то давать. Гортань у него уже не работала, поэтому поить его обычным путем я не могла. Даже простые капельницы просто для поступления жидкости в организм стали ставить по моей большой просьбе.
<....>Через несколько дней он умер.
Слава Богу, что у него практически не было тех страшных болей, которые бывают при этой болезни, обезболивать пришлось только в последние сутки его жизни и мы до конца были вместе.
Но теперь у меня вопрос, если кто-то из врачей это читает, может быть, они мне ответят:
1. Как могло быть так, что в сентябре (согласно УЗИ ) поджелудочная была нормальных размеров, а еще в больнице он уже начал желтеть, а в октябре-ноябре позеленел из-за того, что опухоль сдавила желчный проток?
2. Почему человеку, у которого нет метастазов, не сделали радикальную операцию? Может, потому, что я не предлагала в больнице денег? Так никто даже не намекал, а бегать совать деньги в руки я не решилась.
3. Как могли врачи после операции анастомоза сказать, что ничего делать не надо? Это сказал и оперировавший нас хирург, и онколог в поликлинике. Т.е. пусть человек умирает, ждите, и все.
<....>
Если кто-то может ответить, ответьте пожалуйста, для меня это очень важно.

Ирина

[Sopiens]

1. Как могло быть так, что в сентябре (согласно УЗИ ) поджелудочная была нормальных размеров, а еще в больнице он уже начал желтеть, а в октябре-ноябре позеленел из-за того, что опухоль сдавила желчный проток?

Ультразвуковое исследование (как и любой другой метод исследования) не всегда позволяет дать 100% визуализацию патологического процесса. Возможно, что значительного увеличения размеров поджелудочной железы и не было. Для того, чтобы опухоль сдавила общий желчный проток, необязателен большой её размер, достаточно совсем небольшой опухоли, которая располагается в непосредственной близости от протока.

2. Почему человеку, у которого нет метастазов, не сделали радикальную операцию?

Если Вы хотите получить грамотный полноценный ответ на этот вопрос, то обратитесь к онкологам. Обязательно предоставьте им полностью медицинские документы.

3. Как могли врачи после операции анастомоза сказать, что ничего делать не надо?

Не могу объяснить это.