Сказки о смерти

[Оксюша]

Мне моя прабабушка в детстве читала вот эту сказку:
Братья Гримм «Смерть в кумовьях»
У одного бедняка было двенадцать человек детей, и он должен был день и ночь работать, чтобы добыть им хлеб насущный. Когда родился у него тринадцатый ребенок, он уж и не знал, как ему быть, выбежал на большую дорогу и хотел позвать к себе в кумовья первого встречного.
Первый, встретившийся ему на дороге, был сам Господь Бог, и ему было уже известно, что у бедняка на сердце; Бог и сказал ему: «Мне жаль тебя, бедного. Я приму твоего ребенка от купели, буду о нем заботиться и наделю его счастьем на земле». Бедняк спросил его: «А кто ты таков?» — «Я — Господь Бог». — «Ну, так я тебя не хочу в кумовья брать, — сказал бедняк, — ты все только к богатым щедр, а бедного голодать заставляешь». Это он говорил потому, что не знал, как премудро распределяет Бог богатство и бедность между людьми.
И отвернулся он от Господа, и пошел своим путем-дорогою.
Тут подошел к нему дьявол и сказал: «Чего ты ищешь? Не хочешь ли меня взять в крестные к твоему ребенку, так я его тогда осыплю золотом с головы до ног и доставлю ему все радости мира». Бедняк спросил его: «Да ты кто же?» — «Я — дьявол». — «Ну, так я тебя в крестные не желаю, — сказал бедняк, — ты всех обманываешь и вводишь людей в соблазн».
И пошел далее своим путем-дорогою, и видит — идет ему навстречу Смерть, ковыляя на своих костлявых ногах, и говорит: «Возьми меня в кумовья». Бедняк спросил: «А ты кто?» — «Я — Смерть, которая всех приравнивает». — «Ну, так ты и есть мой настоящий кум! — сказал бедняк. — Ты безразлично уносишь и бедного, и богатого… Ты и будь моему ребенку крестной». Смерть сказала: «Я твоего ребенка обогащу и прославлю — тот, кто со мною дружит, во всем должен иметь удачу». Бедняк сказал: «Мы крестим в будущее воскресенье: смотри же, не опоздай».
Смерть явилась по обещанию и стояла у купели как настоящая крестная.
Когда мальчик подрос, явилась однажды к нему крестная и приказала ему за собою следовать. Она вывела крестника в лес, указала ему на какую-то травку, которая в лесу росла, и сказала: «Вот тебе от меня крестильный подарок. Я тебя сделаю знаменитым врачом. Когда тебя позовут к больному, я каждый раз буду тебе являться: если я буду стоять в головах у больного, то ты можешь смело утверждать, что его вылечишь, и если дать ему этой травки, он и точно выздоровеет; но если увидишь меня в ногах у больного, то знай, что он — мой, и тогда ты должен сказать, что ни один врач в мире его спасти не может. Но берегись: не давай больному травы против моей воли, а то тебе самому может быть плохо».
Немного времени спустя юноша сделался знаменитейшим врачом во всем свете. «Стоит ему только взглянуть на больного, так уж он знает, как обстоит дело, и скажет сразу: выздоровеет он или умрет», — так всюду шла о нем молва, и отовсюду приходили к нему лечиться, приводили больных и давали ему за лечение столько золота, что он вскоре разбогател.
Вот и случилось, что заболел сам король: позвали к нему врача, чтобы он сказал, возможно ли выздоровление. Когда он подошел к постели больного, то увидел, что смерть стоит у него в ногах и никакой надежды на исцеление нет. «А что, если я попытаюсь хоть однажды перехитрить Смерть? — подумал врач. — Она, конечно, на меня прогневается, но так как я ее крестник, то она на это, конечно, посмотрит сквозь пальцы… А ну-ка, попытаю».
И взял он больного на руки и переложил его на кровати так, что Смерть у него очутилась уже не в ногах, а в головах. Затем он дал ему своей травки, и король оправился и вновь выздоровел.
А Смерть явилась к врачу, насупившись и сурово сдвинув брови, погрозила ему пальцем и сказала: «Ты вздумал меня провести — на этот раз я тебе спущу, потому что ты мой крестник; но если ты еще раз осмелишься это сделать, то тебе несдобровать, и я унесу тебя самого».
Вскоре после того заболела дочь короля. Она была у него единственным детищем, и бедный король плакал день и ночь над нею, почти ослеп от слез и объявил ко всеобщему сведению, что кто ее спасет от смерти, тот получит ее в супруги и наследует корону.
Врач, явившись к постели больной, увидел Смерть у нее в ногах. Он должен был бы вспомнить о ее предостережении, но красота королевны и обещанное ему счастье в супружестве с нею так отуманили его, что он позабыл все на свете.
Не посмотрел он и на то, что Смерть бросала на него гневные взгляды, что поднимала руку и грозила ему своим костлявым кулаком; он поднял больную на руки и переложил ее так, что голова ее очутилась в ногах, а ноги — на месте изголовья. Тогда он дал ей отведать своей травки, и тотчас зарделись ее щеки румянцем, и жизнь вновь возвратилась к ней.
Смерть, таким образом, вторично обманутая врачом, который вырвал у нее из рук ее добычу, медленно приблизилась к врачу и сказала: «Ну, теперь уж нет тебе пощады: очередь за тобою…» Своею холодной как лед рукою ухватила она его так крепко, что он не мог и думать о сопротивлении, и повела его в подземную пещеру.
Там увидел он нескончаемые ряды тысяч и тысяч свечей, горевших ярким пламенем: одни из них были большие, другие — средней величины, третьи — совсем маленькие. Ежеминутно одни погасали, а другие загорались вновь, так что огоньки, постоянно меняясь, как бы переносились с места на место.
«Вот видишь, — сказала Смерть, — это все свечи жизни людей. Большие — это свечи детей, средние принадлежат людям во цвете лет и сил, маленькие — старикам. Но и у детей, и у молодых людей часто бывают очень маленькие свечи». — «Покажи мне свечу моей жизни», — сказал врач и думал, что она должна быть еще достаточно велика.
Смерть указала ему маленький кончик свечи, который вот-вот готов был догореть, и сказала: «Видишь, вот она». — «Ах, дорогая крестная! — заговорил испуганный врач. — Зажгите мне новую свечу из любви ко мне, чтобы я мог насладиться жизнью, быть королем и супругом прекрасной королевны!» — «Не могу этого сделать, — отвечала Смерть, — сначала должна она погаснуть, а потом уж может быть зажжена новая на ее месте». — «Так поставьте хоть огарочек-то моей старой свечи на новую, которая бы тотчас могла загореться, когда огарочек догорит», — молил врач.
Смерть прикинулась, как будто желает исполнить его желание, и добыла новую большую свечу; но так как она хотела отомстить врачу, то при перестановке свеч она преднамеренно вздрогнула, и огарочек свечи врача упал и погас, о
В тот же миг и сам врач упал на землю, и сам попался в когти Смерти.

[священник Андрей]

Читал эту сказку...Очень люблю братьев Гримм. Хотя сказки у них несколько агрессивны. Но эта сказка меня всегда интересовала. Спасибо Вам, вновь ее прочитал. И вновь по новому...Одно только но....смерть в сказке - личность. А по сути...смерть не личностна. Она лишь последствие греха. Ну и рождение в Вечность. У братьев Гримм этот аспект не отражен. А я всегда считал, что врач умер тогда, когда смерть перенесла его в эту залу со свечами.

[Оксюша]

Андрей, эта сказка меня задумываться заставляла... И до сих пор, я представляю, как где-то горят свечки, маленькие, большие - разные, и вот одна - тухнет, и все.... нет одного человека, а на небе одной звездой больше стало.... у меня образ такой почему-то...И когда бабушка умерла, в первый миг, вихрем пронеслось, ну все, потухла свечка где-то,здесь - загорится, и я зажгла лампаду у иконы Мч. Людмилы....
Про личность - да, но это же сказка, так понятнее (мне, по крайней мере было понятнее, в детстве)

[Другиня]

Ганс Христиан Андерсен

В день кончины (1852 год)


Самый торжественный, великий день в жизни человека — день его кончины, священный день великого перерождения. А думали ли вы когда-нибудь серьезно, как следует, об этом важнейшем, неминуемом, последнем дне нашей жизни?

Жил на земле строго верующий человек, «борец за букву закона», как его называли, ревностный слуга сурового Бога. И вот Смерть приблизилась к его одру; он узрел перед собою строгие небесные черты ангела Смерти.

— Час твой настал, следуй за мною! — сказал ангел, коснулся холодною, как лед, рукою ног человека — ноги окоченели; затем коснулся его чела и, наконец, сердца — оно перестало биться, и душа умершего последовала за ангелом Смерти.

Но в те несколько секунд, что протекли, пока смертный холод поднимался от ног к сердцу умирающего, перед взором его, словно огромные волны морские, пронеслось все пережитое и перечувствованное им во время земной его жизни.

Так измеряет человек одним взглядом бездонную головокружительную глубину, обнимает одним молниеносным движением мысли неизмеримый, бесконечный путь, охватывает одним взглядом всю совокупность бесчисленных звездных миров, светил и планет, разбросанных в мировом пространстве.

В такие минуты грешника объемлет непобедимый трепет, ему не на что опереться, он как будто падает стремглав в какую-то бесконечную пустоту. Праведник же спокойно, как дитя, предает дух свой в руки Божии со словами: «Да будет воля твоя!»

Но этот умирающий не обладал душою ребенка; он чувствовал себя мужем. Он и не трепетал, как жалкий грешник, сознавая, что был истинно верующим, крепко держал все заветы, строго выполнял все религиозные обряды; а между тем сколько людей — как он знал — шли широкою дорогой греха, которая ведет прямо в ад! И он сам бы готов был истребить огнем и мечом здесь, на земле, их тела, как были и будут истреблены там их души. Его же путь лежал прямо к небесам; небесное милосердие должно было раскрыть перед ним райские врата, как это обещано всем верующим.

И душа последовала за ангелом Смерти, кинув последний прощальный взор на ложе, где под белым саваном покоилась ее бренная оболочка, чуждое ей теперь олицетворение ее прежнего «я».
И вот они то летели, то шли не то по какому-то обширному покою, не то по лесу, где природа являлась, однако, подстриженною, подтянутою, подвязанною, искусственною, как в старинных французских садах. Тут давался маскарад.

— Вот тебе жизнь человеческая! — сказал ангел Смерти.

Все фигуры были более или менее замаскированы, так что не те из них, собственно, были благороднейшими или могущественнейшими, которые драпировались в бархат и золото, и не те низшими и ничтожнейшими, которые были одеты в рубища бедняков. Диковинный был маскарад, что и говорить! А всего диковиннее было старание каждого скрыть от других что-то под складками своего платья и в то же время распахнуть платье другого, чтобы открыть то, что прятал он! При удаче из-под платья всегда выставлялась голова какого-нибудь зверя: у того — гримасницы-обезьяны, у этого — гадкого козла, скользкой змеи или полузаснувшей рыбы!

Одним словом, из-под платья каждого человека выглядывал тот зверь, которого он носил в душе. И зверь этот прыгал, метался и порывался вырваться на волю, а человек старался плотно прикрыть его платьем, но другие люди срывали с него платье и кричали:

— Вот он каков, вот она какова, глядите, люди добрые!

Каждый стремился обнажить больное место ближнего.

— Какой же зверь сидел во мне? — спросила странница-душа, и ангел Смерти указал ей на горделивую фигуру впереди них; голова ее была окружена радужным ореолом, но у самого сердца виднелись ноги павлина; радужный ореол был не что иное, как хвост его!

Дальше на пути они увидали в ветвях деревьев безобразных птиц; они кричали человечьими голосами: «Странница, помнишь ли ты нас?» То были все дурные земные мысли и дела души; и вот теперь они кричали ей: «Помнишь ли ты нас?»

И душу объял трепет — она узнала по голосу все свои дурные мысли и дела, которые теперь свидетельствовали против нее.

— Плоть человеческая немощна, природа греховна! — сказала душа. — Но дурные мысли мои не переходили в дела, и мир не видел злых плодов!

И она заторопилась изо всех сил, стараясь скорее уйти от этих гадких черных птиц, но они так и кружились над ней и кричали все громче и громче, словно желая расславить ее на весь мир. Душа неслась, как гонимая лань, но чуть не на каждом шагу спотыкалась об острые камни и ранила себе ноги до крови.

— Откуда берутся тут эти острые камни? Вся земля усыпана ими, точно сухими листьями!

— А это — твои неосторожные, необдуманные слова, вырывавшиеся у тебя при жизни! Они уязвляли сердца твоих ближних куда глубже, больнее, чем теперь ранят эти камни твои ноги.

— Этого мне и в голову не приходило! — сказала душа.

— Не судите и не судимы будете! — прозвучало в воздухе.

— Все мы грешны! — сказала душа и вновь понеслась по воздуху. — Я строго держался закона и Евангелия, делал все, что должно. Я не таков, как другие!

И вот они очутились у врат рая. Стоявший тут на страже ангел спросил:

— Кто ты? Скажи мне, какой ты веры, и свидетельствуй о ней делами своими!

— Я строго выполнял все заповеди Божии! Я смирялся перед очами света, ненавидел и преследовал зло и злых, что идут широким путем к вечному осуждению, и готов преследовать их огнем и мечом и теперь, насколько это будет в моей власти.

— Так ты из последователей Магомета? — спросил ангел.

— Я? Никогда!

— «Взявшиеся за меч — от меча и погибнут», — говорит Сын Божий; ты не его веры. Может быть, ты сын Израиля, повторяющий за Моисеем: «Око за око, зуб за зуб?» Ты сын Израиля и суровый Бог твой есть только Бог отцов твоих?

— Я христианин!

— Не узнаю тебя ни по вере, ни по делам твоим! Христос проповедовал прощение, любовь и милосердие!

— Милосердие! — прозвучало в бесконечном мировом пространстве, врата рая распахнулись, и душа устремилась в небесные чертоги.

Но оттуда струился такой ослепительный, всепроникающий свет, что душа отступила, как перед внезапно блеснувшим в воздухе мечом. Послышались дивные, нежные, за душу хватающие звуки... Описать их не в силах никакой человеческий язык, и душа вся затрепетала, голова ее стала клониться все ниже и ниже, колени подгибались! Небесный свет озарил ее, и она почувствовала, сознала то, чего раньше никогда не чувствовала, не сознавала, — всю тяжесть своих грехов: высокомерия и жестокосердия. Она вся просветлела и воскликнула:

— Все, что я сделала доброго, сделала я не сама по себе, а потому, что не могла иначе, зло же... исходило от меня самой!

И душа почувствовала, что вся бледнеет под лучами небесного света, бессильно пала на колени и как-то вся съежилась, ушла, спряталась в самое себя. Она чувствовала себя такою подавленною, ничтожною, недостойною войти в царство небесное, а при мысли о строгом правосудии Божием не смела даже воззвать к его милосердию.

И было ей явлено милосердие там, где она не ждала его.
Божье царство занимает бесконечное пространство, но любовь Божья наполняет его все с несказанною полнотой!

— Священна, блаженна и любима будь ты вовеки, душа человеческая! — прозвучало в воздухе.

И все мы, все задрожим в день нашей земной кончины перед блеском и великолепием небесным, низко опустим голову, смиренно преклоним колени, но вновь воздвигнутые любовью и милосердием Божиим, пойдем путями новыми и, становясь все лучше, чище и светлее, совершенствуясь все больше и больше, приблизимся наконец к небесному чертогу, и Он сам введет нас в светлую обитель вечного блаженства!

[КАПЕЛЬ]

Петя и Смерть.

Сестрёнка умирала. Петя слышал об этом от родителей, хотя от него и пытались скрыть тяжёлое состояние маленькой Ани. Но Петя всё понимал.
Во сне он увидел прекрасную женщину. Она летела по комнате, от неё шло сияние и раздавался нежный звон. Женщина была прозрачной в фиолетовых одеждах.
- Какая она красивая! - подумал Петя.
Незнакомка рассмеялась:
-Это на Земле меня рисуют страшной.
Она слышала мысли.
- Так ты - Смерть! - испугался Петя.
- Да, - ответила она.
- Значит, всё таки Анечка сейчас умрёт, и ты её заберёшь! - расстроился Петя.
- Не горюй! - пыталась утешить его Смерть. - Ты можешь проводить Аню.
Они полетели втроём. Земля осталась позади и стала совсем маленькой, когда они пролетали над планетой, на которой не было света. Там стояла такая темень! Смерть крепко держала за руки Петю и Аню. Планета приближалась. Ребята увидели, как страдают и мучаются на этой планете люди. Каждого окружали коконы; в этих коконах шла жизнь, но никто друг друга не видел. Одних мучила жажда, но они не могли её утолить. Некоторые замерзали и не могли согреться, хотя вблизи кто-то умирал от жары.
- Это планета самоубийц! - произнесла Смерть. Она не говорила ртом, но понимание вливалось в Петю.
- Неужели им нельзя помочь? - воскликнули дети.
- Они мучаются на этой планете, пока не завершится их земная жизнь. Ровно столько времени, сколько отпущено им Господом.
- Что это?
Следующая планета была ещё страшнее. На ней тоже было темно. Ходили какие то люди-звери. Все ссорились и дрались, истязали друг друга. Между людьми ползали и шипели змеи. На деревьях сидели совы. Кругом висела паутина и была страшная грязь.
- А на этой планете живут все раздражительные и злые люди, - ответила Смерть.
- Как же им можно помочь? - спросили Аня и Петя.
- Господь всем даёт шанс исправиться. Они все снова смогут родиться на Земле. Там и сделают свой выбор. Тот, кто избавится от зла, попадёт на планеты света. А тот, кто снова погрязнет в пучине страстей, родится здесь, пока не искупит всё зло, которое сотворил на Земле.
Перед взором ребят возникла прекрасная планета, вся утопающая в удивительных цветах. Пели соловьи. Множество радостных и счастливых детей дружно играли между собой. Петя догадался, что на третьей планете и будет жить его сестрёнка.
- Как мне здесь нравится! Можно, и я останусь!- попросил Петя Смерть.
- Тебе , Петя, ещё рано. У тебя долгая жизнь на Земле. У тебя, Петя, будет трое детей. И всем ты расскажешь, что смерти нет. Есть прекрасная жизнь на светлой планете, только её нужно суметь заслужить на Земле своим трудом.
Петя проснулся. Кроватку его маленькой сестрёнки Анечки уже унесли из детской.
- Мама, папа! - закричал Петя. - Я видел Смерть и провожал Аню! Ей там хорошо!
Днём пришёл доктор и долго Петю осматривал. Пете почему-то ничего не хотелось рассказывать доктору. Он не отвечал на вопросы доктора. Доктор прописал валериану и порекомендовал больше времени проводить на свежем воздухе.
- Ребёнка лучше на время отвезти в деревню к бабушке, - решили родители. Следующей ночью во сне Петя снова встретил сестрёнку. Радостная и счастливая Анечка очень обрадовалась брату:
- Петенька, скажи маме, что я её люблю! Пусть не плачет! Но здесь мне так нравится, что не хочу возвращаться!
Петя проснулся счастливым. Но как утешить маму?! Она снова вызовет доктора. Петю вскоре увезли в деревню, а он так ничего и не рассказал маме. Зато ему поверила бабушка и порадовалась за Аню...

Марина Попова, 2012