Рассказы о важном

лада
Сообщения: 1303
Зарегистрирован: 25 дек 2008, 01:19
Пол: жен.
Вероисповедание: Православие
Цель пребывания на форуме: Хочу помогать горюющим

Рассказы о важном

Сообщение лада »

Нашла в сети вот такой вот рассказ:

Стоя, как обычно, в очереди за лекарствами, я увидела его, мужчину, выходящего из кабинета врача. Он с трудом сдерживал слезы. Мужчина направился к выходу, и меня что-то потянуло за ним, несмотря на оклики медсестер: "Куда вы, вернитесь! "
Выйдя из здания больницы, он попросил сигарету, и сел на лавочку, закурил.
Было заметно что он не умеет это делать, что эта сигарета ему отвратительна, но он упрямо ее курил. В его глазах виделась невыносимая боль и он никак не мог с нею справиться.
Я явственно ощутила что это он, что это ему были адресованы последние слова, перед смертью, моей соседки по палате, Ольги.
Подойдя к нему и присев рядом, я сказала: "Ольга просила меня передать вам это, и я протянула ему образок с ликом Владимирской Богоматери. И еще, на словах, она передала вам это: "Милый, я ухожу из этого мира с чистой и спокойной душой, я успела, предчувствуя свою кончину, исповедоваться и причаститься. И знаю, что меня там ждет Отец наш небесный.
Просьба только к тебе, любимый, есть - молись за меня, молись как умеешь, своими ли словами или словами молитвы, не суть важно - главное что они от твоего сердца идут. Мне это, милый там, как глоток свежего воздуха здесь. Я знаю что тебе сейчас очень больно, тяжело и ты не можешь принять того что мы не вместе, не рядом, но это не так - мы всегда будем вместе, я незримо буду сопровождать тебя всю твою жизнь и молится за тебя Господу нашему. Знай, и твоя рана зарастет, зарастет тогда, когда ты поймешь и осознаешь что мне хорошо, что я не одна, я любима Отцом нашим и эта любовь прекрасна. Но не смотря на это, мне и тебе нужна поддержка - не оставь меня в милости своей, молись за меня, помогай нуждающимся и это пойдет на пользу нашим душам.
Наше земное существование, это не вся жизнь, это лишь кусочек ее и от того, как мы этот кусочек проживем- зависит очень многое.""
Мужчина молча докурил сигарету, посмотрел на меня, в его глазах уже высохли следы слез и чувствовалось в нем какое-то внутреннее умиротворение.
Он встал и направился к выходу. По дороге он обернулся и сказал мне: "Спасибо! Вы дали мне надежду! Теперь я знаю что мне делать."

Алла
Сообщения: 4951
Зарегистрирован: 10 апр 2009, 21:58
Пол: жен.
Вероисповедание: Православие
Цель пребывания на форуме: Прохожий философ

Re: Рассказы...

Сообщение Алла »

Спасибо Лада ... :heart: :rose:

Аватара пользователя
Светлана
Ветераны
Сообщения: 235
Зарегистрирован: 15 сен 2008, 19:41
Цель пребывания на форуме: Хочу помогать горюющим
Контактная информация:

Re: Рассказы...

Сообщение Светлана »

Спасибо, Лада, очень хороший рассказ.
:rose:

Радуга
Сообщения: 1942
Зарегистрирован: 16 ноя 2009, 22:56
Вероисповедание: Православие
Цель пребывания на форуме: Хочу помогать горюющим

Re: Рассказы...

Сообщение Радуга »

Разговор об унынии

А: Отчего не весел, дорогой?
Б: А чего радоваться-то, пост на дворе. Каяться нужно, поститься и молиться.
А: Да как же не радоваться, вот весна на дворе, птицы щебечут... Да и Господь говорит: "Также, когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры, ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися" (Мф. 6,16).
Б: Да нет, сейчас времена не те, чтобы радоваться. Сложные сейчас времена, трудные. Вот, к примеру, начну я людям про свои проблемы рассказывать, так они мне такого в ответ нарасскажут, что мои беды - просто глупостью какой-то кажутся. Очень плохо люди живут.
А: А я бы сказал, что мы настоящих-то бед не знаем. Вроде с голоду не пухнем, ни тебе чумы, ни смерти родных. Хорошо русский народ говорит - "горе не беда!"
Б: Я, кстати, никогда не мог понять смысл этой поговорки.
А: А это то, о чем Господь говорит: "Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то всё тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то всё тело твое будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?" (Мф. 6, 22-23). В общем, эта поговорка о нашей внутренней оптике. Горе - это наше субъективное, внутреннее состояние: если нам худо, то и весь мир кажется мерзким и отвратительным, если нам светло, то и все вокруг сияет. А беда - это нечто внешнее, объективное, то, что случилось и никак не подчиняется внутреннему игнорированию или оценке, оно есть, оно случилось, и ничего с этим не поделать. И вот, я в самом деле думаю, что бед-то с нами и не происходит.
Б: Но ты посмотри, ведь страна катится в пропасть!
А: В перспективе Страшного Суда, как, впрочем, и в перспективе личной смерти - земной конечности, это дело вполне естественное. Лозунг "Россия возродится!" как-то не уживается с эсхатологией Апокалипсиса.
Б: Но это ужасно! Люди голодают, не получают вовремя зарплату, столько наркоманов, столько уродства! Как можно спокойно к этому относиться?
А: Во-первых, я что-то не вижу особенно исхудавших людей (хотя, может быть, регион у нас особенно богатый?); во-вторых, не видно и работников тоже, большая часть населения мается безделием или безработицей, пропали дармоедские системы, где можно было кормиться, обвиняя по традиции начальство и правительство. Посмотри, кто в основном работает у нас в городах?
Б: Ну здесь - да, ситуация странная, работают приезжие. В основном, с Кавказа, Украины, Югославии и так далее. "Вот до чего русский народ довели - он работать разучился" - ты к этому ведешь?
А: Нет. Он не разучился. Он просто не видит цели. Просто никто не задумывался над основным способом русской работы. Этот способ - авральный. Чтобы на ночь глядя, чтобы построить дом за сутки, чтобы мост навести за ночь, чтобы и рубаху сшить и каравай испечь за ночь. Быстро-быстро сделал - и отды-ыха-ай! Русский не может работать каждый день, работать по несколько часов кряду, он лучше за день сделает недельную норму - и на печку.
Б: А кроме того, не платят! Или платят недостойный мизер!
А: Так это тоже из области аврального мышления. Если и заплатит работодатель много, то только постороннему хапуге, который обещает за ночь все быстренько наладить. А своему, который на зарплате сидит, и сидит каждый день, - нет. Он сидит рядом, никуда не убежит, поэтому подождет. Но и это не предмет для печали.
Б: Как так? Это же бессмысленно!
А: Именно бессмысленно. Смысл жизни любого человека прост - служить Богу и людям. Вот и нужно служить. А под видом неправильно понятой свободы, что, мол, "прислуживаться тошно", не служат вовсе.
Б: Но кому служить? Бога люди забыли, государства нет, народ в поисках самоопределения. Нам сначала нужно научиться быть самими собой.
А: Вот это-то и есть самое страшное. Философ Соловьев хорошо говорил, что народ - это не то, что он задумал о себе во времени, а то, что Бог задумал о нем в вечности. Простой пример: ребенок хочет потрогать горячую сковороду, а мать не дает. Он считает, что все должен попробовать. А нужно ли ему это все. Мать его любит и не желает зла.
Б: Тут я с тобой соглашусь. Как-то одна женщина, размышлявшая, крестить ли своего младенца, сказала мне, что предоставит своему ребенку самому выбирать, быть ему верующим человеком или нет, когда тот подрастет и сможет сделать выбор самостоятельно. И тогда я спросил ее: "Сделать выбор - между чем? Вы оставите своего ребенка наедине с выбором между добром и злом?" Тогда она задумалась и решительно настояла на крещении младенца.
А: Вот видишь, она не хотела, чтобы он выбирал зло, чтобы у него был опыт познания зла...
Б: Это так, но причем здесь самосознание народа, и - трагизм нынешней ситуации?
А: Притом, что уныние, в котором находится большая часть нашего населения, причинно связано с этой попыткой самоопределения. Любое определение человека хромает узостью, человек шире самого себя. Помнишь, Адам, в книге Бытия, пытался найти себе помощника среди животных, и не нашел никого похожего на себя. Он определил самого себя, когда увидел жену свою, когда увидел другого, в ком есть образ Божий. Перед глазами человека маячит его же собственная тень, его Я, заслоняющее ему горизонт...
Б: Это напоминает историю о кинике Диогене, который жил в бочке на берегу моря. Как-то к нему подошел великий царь Александр Македонский и сказал, что преклоняется перед его умом и здравомыслием и готов выполнить любую его просьбу: "Хочешь прекрасный дворец, или богатства, или рабов... Все, что угодно". А Диоген его попросил только: "Александр, отойди, ты заслоняешь мне солнце".
А: Совершенно верно. Как сложно сказать своему Я: "Отойди, ты заслоняешь мне Истину. Ты заслоняешь мне свет Правды, которая открылась мне".
Б: Значит, чтобы победить уныние, нужно отказаться от привычек и стереотипов самовосприятия?
А: Да, но самое главное - это научиться радоваться Богу, радоваться тому, что мы у него есть. Благодарить его. Знаешь, можно плакать пред Богом, просить его, можно выть и стенать, а может, иной раз из наглости какой-то внутренней, из чрезмерного попечения на Бога (то есть из-за своей лености), требовать у Бога чуда, или жить, поставив условием самой жизни возможное чудо Божие.
Б: Что же выше - плакать или радоваться?
А: Самая высокая молитва - благодарность. Благодарный радуется, радостный благодарит.
Б: Приятие от Бога всего - и плохого, и хорошего, как принимал праведный Иов (Иов 2,10).
А: Да, но здесь слова "плохой" и "хороший" слишком человеческие. Мы же редко когда можем себя осудить по-настоящему. Всего-то и скажем: это можно было делать, а это - не должно.
Б: Да, здесь есть выбор. Наша память такова - можно помнить только плохое (оно легче помнится, потому что - оценочное, подсудное, а судить нельзя), и можно - только хорошее. Надо научиться радоваться всему как подарку. Наверное, Господь подал мне вот это с каким-то смыслом, мне это - необходимо.
А: Однажды духовник на исповеди спросил меня: " Вот ты пришел просить прощения у Бога за свои грехи. И ты надеешься это прощение получить. А прощаешь ли ты Богу?" Я спросил: "Как это так - "прощать Богу"? А он спросил: "Прощаешь ли то, что кажется тебе "неудачей" Бога? Ты пришел примириться с Богом, готов ли мириться с тем, что ты называешь "неудачей Бога", то есть, о чем, собственно, ты ропщешь в своей жизни? То, чем недоволен? Ты Ему это готов простить?" И я тогда действительно спросил себя, а согласен ли с замыслом Бога обо мне? Доволен ли я Промыслом Божиим обо мне и мире вокруг меня.
Б: И что ты выяснил?
А: Что - нет, что - не доволен. И что именно из этого моего недовольства, несогласия, бунта против замысла Бога не могу радоваться жизни и миру.
Б: Это похоже на одну странную игру - домино, кости которой имеют цифры и с лицевой и с обратной стороны. На одной стороне они сложены по строгим правилам - двойка к двойке, четверка к четверке, а на другой стороне расположение их не имеет никакого смысла. Это похоже на тот мир, о котором ты говоришь? То, что кажется нам бессмысленным и абсурдным в нашей жизни, в мире Божием упорядочено и разумно.
А: Да, нужно радоваться тому, что кажется горем, потому что это - только проблема нашей "оптики". Проблема состояния сознания, души, но не проблема состояния вселенной.
Б: То есть, все наши беды - от неблагодарности.
А: Пожалуй, да. Ты знаешь, как-то в один прекрасный день в моей жизни произошло событие, когда совершенные мною дурные поступки отодвинули... нет, вернее сказать, сделали невозможным то будущее, которое я рисовал в своих мечтах, то, на что я сладостно так надеялся. Я пришел домой, и мне было так тоскливо. Тот, кем я хотел быть, умер в тот день, и я унывал ужасно, даже в глазах темнело. И вот, я не хотел молиться Богу, не знал, как встать перед Ним, - в том состоянии, которое кипело во мне. Я не мог встать перед иконами, где молился обычно, и уж тем более зажечь лампаду. Но не встать перед Богом совсем в этот вечер я тоже не мог. И тогда я пошел на кухню; там, на оконной раме, стоит маленькая иконка, я купил ее давно, еще студентом. Но и на нее смотреть не мог. Я встал так, рядом, наполовину спрятавшись за холодильник, помолчал немного и решил просто поисповедаться перед Господом. "Прости, - говорю, - Господи, что я вот такой к Тебе сегодня пришел, прости, что я не хочу сегодня молиться, я сейчас буду говорить Тебе какие-то слова, но мне так тошно, и я не знаю, что будет завтра и вообще потом..." А потом поднял глаза и увидел, что Он смотрит на меня и улыбается и словно бы говорит так просто: "Я люблю тебя, Я задумал твою жизнь удивительною и дивною, и все, что случится с тобой, - это то, что Я задумал о тебе. Я, а не слепой случай. Тебе просто нужно принять ВСЕ как подарок от Меня. ВСЕ это нужно для тебя и для твоего спасения". И мне стало так хорошо, так светло. Я так был утешен Господом, что даже не стал читать дальше правила, я ускакал, нет, утанцевал с молитвы, припрыгивая от радости перед Лицом Божиим, словно царь Давид.
Б: А меня Бог настиг после Причастия. Но, наверное, не смогу об этом рассказать. Знаешь, я плакал от счастья. И даже стал играть в такую игру. Спросил себя, а что же значит "любить всех". Я ехал в автобусе и стал вглядываться в лица людей, чтобы найти в каждом что-то родное, за что можно зацепиться любовью, что можно любить в человеке. Вот девушка - она может быть сестрой, ну да, "двоюродной сестренкой"... А вот - этот мужик, ну это - "дядя". И тогда я выбрал из толпы самую противную толстую тетку, стал вглядываться в ее глаза, ее напомаженные губы, ее бородавку на щеке. И - ничего. Ничего не мог найти в ней, что было бы родным. Тогда я подумал, а что, если бы такой была моя мать, и (о чудо!) ее лицо засияло, я вдруг увидел: эта бородавка и ее глаза стали такими удивительно знакомыми и милыми, я сумел увидеть в ней что-то, что делало ее лицо - иконой. Правда, вскоре была моя остановка...
А: Такое благодарное созерцание русский народ метко назвал любованием.
Б: Или еще эту радость называют заветной - от Завета с Богом. Вера для христианина - сокровище, сокровенное, да, но и - БОГатство.
А: Спасибо, дорогой, тебе за утешение.
Б: Да не за что, храни тебя Бог!




+
Для надежды граница возможна - Невозможна для веры она.

Радуга
Сообщения: 1942
Зарегистрирован: 16 ноя 2009, 22:56
Вероисповедание: Православие
Цель пребывания на форуме: Хочу помогать горюющим

Re: Рассказы...

Сообщение Радуга »

Про Васю Курицу

Заболел я сильно. И случилось это на севере, у поселка Мужи. Надоело мне быть городским хлыщом, преподавать молоденьким девушкам философию в университете, слушать модную музыку и ходить по одним и тем же улицам. Надоело все страшно. Посему я нанялся к одному авантюристу матросом на речной флот. Нужно было дойти до Салехарда и там по дороге принимать рыбу у местного населения и складывать ее в морозильник.

Увидел там я новую для меня жизнь, увидел настоящих людей, гадости увидел много. На себя самого посмотрел со стороны. Короче, развеялся. И философия, и девушки, и улицы вновь стали родными, милыми и приветливыми. Полезно вот так иногда сменить жизненное амплуа.

Но одна история из моего северного похода запала мне в душу. С собой в дорогу я взял Библию и книгу митрополита Сурожского Антония "О вере и Церкви". Эти две книги перевернули тогда все во мне.

И был с нами на корабле человек такой - Вася Курица. Он возвращался в Мужи после короткой отсидки в тюрьме за какие-то темные дела нашего хозяина-авантюриста. Вася был сорокапятилетний крепкий мужик с суровым лицом и очень добрыми светлыми глазами. Говорил он негромко, но всегда по делу и очень толково. Он давно жил в тайге, в своей избушке, охотился и промышлял рыбу. Добычу свою менял на топливо для моторки и необходимые припасы. Он был тем, что люди называют "хороший человек". Во всем он хотел видеть положительные стороны. Даже рассказывая о тюрьме, он говорил, что там учат тому, чему не успела научить мама: мыть руки после туалета, быть вежливым, разговаривать с людьми уважительно... Попробуй не вымыть руки после параши в тюрьме, с тобой никто здороваться после не будет.

Но меня одно смущало в этом хорошем человеке, не видел я веревочки на его шее. Веревочки или цепочки, на которую вешают главную персональную святыньку - нательный крест. И спросил его об этом.
- Где у тебя, Вася, крест, ты чего, в Бога не веришь?

Он покосился с недоверием на меня и на мою Библию и сказал: "Верить надо, когда страшно". На этом наша богословская дискуссия и закончилась. Больше я к нему не приставал.

Через две недели мы оказались у Мужей. А еще через две недели Вася позвал меня прогуляться в недалекий хантыйский поселок километров 30 ниже по реке. К тому времени я уже отведал обской водички и, жестоко отравившись, лежал с температурой. Добивали еще белые ночи, солнце, проделав круг по небу, вставало за кусты и через час снова неторопливо карабкалось наверх. Проснувшись, невозможно было определить, утро это, день, вечер или ночь - все время было светло.

Чтобы как-то развеяться, я согласился поехать. Мы съездили до поселка, поговорили там с мужиками, поели нерхи, и отправились обратно. Вот здесь-то Васе и захотелось показать мне всякие разные протоки обские, которых там сотни, и они разрезают тайгу, как улицы в большом городе. Никто в совершенстве не знает этих мест. Потеряться там - запросто. А у Васи было чудное настроение, он палил из ружья по мелькавшим на берегах животных, взахлеб рассказывал об их повадках, шутил. И все время круто поворачивал в первый подходящий проливчик. Короче говоря, мы заблудились. И у нас кончился бензин. Двигатель фыркнул в последний раз и заглох. Наступила тишина. Лодку стало сносить.
- Ничего, куда-нибудь да вынесет, - подмигнул мне Вася, - здесь кругом люди, по человеку на квадратный километр.

Около часа нас несло течением. Вдруг мы увидели дымок на берегу и стали на веслах подгребать к берегу. Навстречу нам вышла немолодая "сарафанка". Так здесь называют коми-зырянок, потому что они всегда ходят в национальной вышитой одежде. В руках она держала ружье. Слова ее были просты: "Идите отсюда". "Это новая жена Болгарина", - прошептал мне Вася. Болгарин был местным мужиком, который тоже промышлял в тайге. Зимой он любил пьяным рассекать на своем буране, и поэтому постоянно ломал то руку, то ногу о твердый наст. И так как к врачам не обращался, то и руки, и ноги у него срастались очень неправильно и криво. Особенно это было заметно, когда он пил водку. До стакана он просто "добирался", через сложные телодвижения, напоминающие брейк-денс. Глядя на это, мне вспомнились игрушки-трансформеры, которые превращались то в робота, то в атомобиль. Это мое сравнение тогда всех развеселило, и Болгарина незлобно стали обзывать Трансформером. К сезону он нашел себе новую жену-сарафанку, потому что ни одна русская не выдержала бы ни условий тайги, ни общества угрюмого Болгарина. Вот эта-то новая жена и держала нас на прицеле.

- У нас два выхода, - сказал Курица, - мочить бабу и искать топливо, или валить отсюда, пока она не начала стрелять. - Да нет, ну что ты. Нужно же объяснить ей, - начал было я. - Понимаете, мы оказались в сложном положении, у нас кончился бензин, а до стоянки флота нашего километров пятьдесят...

Женщина посмотрела на меня и взвела курок. Стало понятно, что стрелять она действительно будет. Пришлось отчалить. Долго нас сносило течением, пока мы не наткнулись на избушку на берегу, в которой спал олений хант-пастух. Он пас на одном из многочисленных островов оленей своего богатого родственника. Усталые и изможденные, мы упали спать в сено.

Наутро я обнаружил, что разболелся еще сильнее, меня лихорадило. К тому же испортилась погода, на реке начиналась буря, шел мокрый снег. Белые хлопья его ветер с яростью вонзал во взбаламученную свинцовую реку. Бледный и ослабший, кашляя, я вышел из избушки пройтись с ружьем по острову. Небо. Меня поразило небо. Оно было низким-низким. Небольшие облачка проносились, кажется, над самой головой. Я стал молиться. Вдруг из соседних кустов вспорхнула стайка уток. Из какого-то детского азарта я выстрелил и подбил одну. Раньше я никогда не ходил на охоту и не стрелял уток. А здесь у меня на руках лежала мертвая птица. Еще теплая. Это ее остывающее тепло тогда о многом мне сказало. Мне стало так плохо от себя, от глупого этого выстрела, от жизни, которая покинула эту Божью тварь, и медленно вытекала из меня. Я сел на кочку и стал думать о Боге, о жизни, о себе. Здесь, в тайге, среди бури и снега, все нарастающего природного катаклизма, внутренний катаклизм уставшего слабака-интеллигента казался глупой загогулиной на ладонях Бога. Да, я сидел на кочке перед мертвой птицей и вдруг совершенно очевидно ощутил себя на ладони у Бога. Тогда, на острове, я понял, ДЛЯ ЧЕГО я уехал из города, и ЧТО я должен был найти ЗДЕСЬ. Поясню другим примером.

Одна студентка пришла ко мне однажды посоветоваться. На какой-то пьяной вечеринке она изменила своему мужу. Ей было ужасно горько. Она рыдала. Все то, что было ей дорого, что созидалось каждый день, все настоящее и великое, вся эта дорогая нашему сердцу и столь незаметная с близкого расстояния повседневность, все это вдруг повисло на крошечном волоске. Все, что казалось надежным и незыблемым, стало призрачным и невозможным. Что мне было ей посоветовать? Я предложил ей не говорить ничего мужу, которого она на самом деле сильно любила, и примириться с Богом, покаяться и понести епитимью, если священник ее благословит. Она согласилась, и, помолчав, добавила: "Теперь я понимаю, почему в Церкви говорят про спасение. Я поняла, ЧТО нужно спасать: любовь, мир в семье, радость жизни. Нужно ежедневно спасать это, потому что все это такое хрупкое".

Вот и я понял, ЧТО нужно спасать. Понял, значит,. нужно жить, значит, нужно возвращаться. Я вернулся в избушку и обнаружил, что к нам присоединился Сашка Четырехгубый. В какой-то драке ему рассекли лицо, и губы не срослись, поэтому, когда он говорил, то шевелились все четыре половинки губ, как у муравья. Его к нам на остров загнала буря. Но у него в движке оставалось немного горючего. Буря и болезнь моя, тем не менее, усиливались. Через день я стал совсем слаб; как мне казалось, стал я помирать.

Вася понял, что мне срочно нужно в больницу. Как только буря стала ослабевать, стали готовиться к выходу. В лодку Четырехгубого загрузились я и Курица. Вечером Вася отматерил по своей старой привычке двигатель, его маму, его изобретателя и всю их систему внутреннего сгорания. За время бури вода приобрела дикий оттенок битого пивного стекла, ветер гнал куски грязной пены. Мы оттолкнулись от берега, лодку здорово качало. Шел дождь. Васька дергал двигатель, он все не заводился.

- Не приведи, Господи, на большой воде встанет, - сказал я. - Ты еще не представляешь, что творится на большой воде, - сказал Вася, - там волны метровые. А нам надо будет метров четыреста до острова идти. Дойдем ли, не знаю.

И снова стал материть двигатель. Четырехгубый молчал, вцепившись в борт лодки. Наконец мотор взревел, и Вася на полном газу выстроил лодку на середину протоки. Перед нами замелькали речные повороты, Курица вел лодку ловко, лишь иногда она зарывалась носом в волну, и тогда мы, и без того мокрые, покрывались градом ледяных капель. Я держался за борт и судорожно молился: "Господи, помилуй! Господи, помоги!" Вдруг лодка из очередной протоки выскочила на заросший травой луг, от неожиданности я привскочил и чуть не выпал из лодки.

- Здесь протока поверху травой заросла, - прокричал Васька, - не бойся, я фарватер знаю. Через час, мы, наконец, добрались до большой воды. Я впервые увидел, что такое шторм на Оби: дождевые и снежные струи, свиваясь, вонзались в высоченные пенистые волны.

- Смотрите, - поверх воя ветра и рева мотора прокричал Васька, - за каждой волной идет желоб. В это углубление нам нужно встроиться лодкой и идти по нему. Если отвернем, лодка перевернется. Если лодка перевернется, снимайте одежду и пытайтесь плыть к берегу. В одежде сразу утонете.

Он погазовал двигателем и встал, всматриваясь в реку, ожидая, видимо, выгодного "желоба" в волнах. Мы судорожно вцепились в борта, было по-настоящему страшно.

Вдруг Вася повернулся ко мне, глаза его яростно блеснули, и он прокричал: "Вот ты меня спрашивал, верю ли я в Бога. Я сказал, что верю, когда страшно. А страшно...", - он наклонился ко мне: "А страшно ВСЕ ВРЕМЯ". Он рванул рубаху на груди, там прямо на коже был вытатуирован большой православный крест. "Ну, с Богом!" - прокричал он и рванул двигатель. Как мы добрались до острова, я не помню. Помню только, как я почти кричал "Господи, помилуй!", помню брызги и вой ветра.

Когда мы оказались на нашей барже, я ввалился в наш кубрик, поставил себе обезболивающий укол в ногу через штаны, а мужикам налил спирту. Они выпили, сняли с себя мокрые рубахи, вышли на палубу и начали драться. Они били друг друга молча. Потом стояли усталые и тяжело дышали, так из них выходил страх. Потом я попал в больницу. И вскоре вернулся в свой город. Про Васю я знаю только то, что недавно он отморозил себе пальцы на руках и на ногах, но на лыжах, говорят, ходит.

М.Бакулин
Для надежды граница возможна - Невозможна для веры она.

Радуга
Сообщения: 1942
Зарегистрирован: 16 ноя 2009, 22:56
Вероисповедание: Православие
Цель пребывания на форуме: Хочу помогать горюющим

Re: Рассказы...

Сообщение Радуга »

Андрей Саенко
КОЛЕСО

Он знал, что этим все кончится. Надеялся, что такого не произойдет, что система даст сбой и все разрешится само собой без никому не нужных затрат, но в глубине души всегда знал - так оно и будет.
Машина стояла у тротуара, практически вплотную к бордюрному камню. Заднее левое колесо было спущено. Вчера, когда поздно вечером он уходил от припаркованной машины, все было в порядке.
Влад достал из багажника старый насос, открутил колпачок с ниппеля колеса, присоединил к колесу шланг. Начал накачивать, совершая однообразные монотонные движения ногой.
Вокруг ходили люди, поскрипывая свежевыпавшим снегом и выдыхая паром. В отличие от Влада в выходной день они никуда не спешили. Влад на их фоне выглядел суетливо и нелепо, и походил на какого-то сумасшедшего танцора, решившего заработать себе на жизнь несуразным уличным танцем.
Через пару минут колесо зазвучало убийственным для всякого автомобилиста звуком, и тогда сомнений не осталось: оно не просто спущено - оно пробито.
"Вот... гадина!" - зло подумал Влад и посмотрел на окна второго этажа.
Да, это там, именно там. Это он знал наверняка.
Он, конечно, не видел сам, но был абсолютно уверен: спущенное колесо дело рук ополоумевшей старухи, с которой они без особого энтузиазма ругались уже несколько месяцев.
"Не смей ставить свою машину у моего подъезда!"
"Разве подъезд принадлежит вам?"
"Ты не живешь в этом доме! Паркуйся возле своего!"
"Да я бы с удовольствием, мне и самому было бы удобнее, но когда нет мест..."
"А я говорю - не смей!"
Впитанное с молоком матери уважение к старости и неумение открыто хамить долго сдерживало Влада, хотя, наверное, надо было давно поставить взбалмошную старуху на место. Тряхнуть как следует за плечи, гаркнуть: "заткнись и не смей даже заговаривать со мной"!.. Да, что теперь говорить...
Пару дней назад Влад был не в настроении, куда-то спешил. Садился в машину, когда бабка вылетела из подъезда - волосы растрепаны, глаза горят, рот искривлен злобой, лохмотья заношенной кофты развиваются на ветру...
"Я говорила - не ставь здесь машину..."
И Влад, глянув на нее с омерзением, ответил сухо:
"Буду!"
"Не будешь!"
"Буду сказал!" - и гулко захлопнул дверцу прямо перед ее носом.
Ее отражение в зеркале заднего вида потрясало кулаками и что-то кричало, пока медленно не скрылось за поворотом. Еще тогда Владу почуялось неладное, но он загнал это ощущение в самый далекий уголок.
И вот вчера он был вынужден - опять же не из пустой вредности, а просто без выбора! - оставить свою машину здесь. Было поздно. Было холодно. Только больной на голову человек, даже движимый злобой или сильной обидой, мог одеться, подобрать пригодный инструмент, выйти на улицу и под покровом ночи свершить свое темное дело.
"Старая гнида!" - не унимался внутренний голос Влада. - "Паскуда!"
Он знал очень много слов, сообразных ситуации.
Вскочив в машину, он рванул к ближайшему шиномонтажу. Фантазия рисовала ему сладкие картины мести.
Вот он прижимает ее к стене в подъезде, ощущая тошнотворный запах давно немытого старого тела, и цедит сквозь зубы: "Ну, старуха, ты сама выбрала этот путь..."
Нет, он скажет: "Ах ты, старая дрянь, ты даже не представляешь, кому ты навредила. Это ж не моя машина! Пиши завещание!"
А может не так? Может попробовать по-другому? А что если прийти к ней с участковым и сказать ей... Да все, что угодно скажет участковый, ему только денег дай! Ведь формально это что? Хулиганство? Причинение вреда чужому имуществу?.. Можно накрутить про уголовную ответственность, было бы желание...
Мастер шиномонтажа ткнул пальцем в боковую часть покрышки свистящего только что накаченного им колеса:
- Вот, видишь где пробито? Это не от езды. Это шило, я знаю. К нам с такими периодически приезжают... Кто тебя так?
- Да есть... одна, - Влад закипал от собственной беспомощности. - Отремонтировать-то хоть можно?
- Сделаем...
"Скотина! Будь ты проклята!"
Будь ты проклята? О, а это хорошая мысль. Вот чего должен реально бояться старый человек, которому скоро предстоит предстать перед ликом Всевышнего.
Прижать ее к стене и сказать: "Я проклял тебя! Тебя и твоих детей до седьмого колена"... или как там это говорится? Вот это будет для нее настоящим ударом!.. Хотя, вроде она бездетная?..
Влад усмехнулся, но улыбка скоро покинула его лицо.
С другой стороны есть ведь еще три колеса. Если идти на конфронтацию с безумием, нужно быть готовым ко всему... И еще есть машина Наташи, на которой она трижды в неделю минимум возит Ксюшку и Максима то на занятия, то по бабушкам-дедушкам... Влад-то сам и колесо поменяет, и ремонт организует. А если с жёниной машиной что станется? Что она будет делать на морозе с двумя детьми?
А если эта старая идиотка накидает сахару в бензобак?
Или устроит что-нибудь с тормозной системой машины жены?..
Храни их Господь! - Влад даже покрылся испариной. Даже если старуху потом арестуют, посадят... даже если ее расстреляют. Разве это то, что нужно?
Нет, с ненормальной нельзя играть в открытую. Она же совершила свое нападение тайно, в темноте. И мы будем также.
"Наслать на нее порчу!"
Влад, правда, в эти дела не верил, но все-таки. Пойти к колдуну, рассказать все, опять же дать денег... Наверное, старухе с этого ничего не будет, но хоть себя успокоить.
Влад несся по Москве. У него и выходные были расписаны довольно плотно, и вот теперь, из-за этой стервы он опаздывал на полчаса. Хорошо, что мало машин!
Хотя, с другой стороны, почему к колдуну? Что это за сектантские штучки? Мы пойдем другим путем, - так, кажется, говаривал Ленин. Ух, мы сейчас извратимся! Мы тебя живьем похороним. И мы сделаем это с тобой прямо сейчас!
Влад резко остановил машину возле небольшой церквушки, по какому-то недосмотру властей незакрывавшейся даже в советское время.
"Сейчас мы тебя упокоим, старуха! Часто ли тебе ставили свечки? Нет-нет, я говорю не о геморроидальных свечах..."
Влад легко поднялся по нескольким ступеням, стянул кепку и вошел в храм.
Здесь было безлюдно и тихо. Никакие службы не шли. Прихожан не было совсем. Пахло церковью.
Перед алтарем бедно одетый мужчина средних лет полоскал в тазу какие-то миски, поливая их водой из толстого резинового шланга. В уголке при входе сидела старушка, чем-то неуловимо похожая на обидчицу Влада. Перед ней на столике были разложены свечки. Старушка шприцем разливала прозрачную жидкость по малюсеньким флакончикам с резиновыми пробками.
- Не подскажите, где можно за упокой души свечу поставить? - Влад был редким гостем в таких местах.
- Да вот, милок, перед распятием заупокойные, а все другие - за здравие, - пропищала старушка.
- Дайте-ка мне одну...
Расплатившись, Влад неторопливо пошел вдоль стены, рассматривая иконы. Плоские двухмерные герои совершали на них свои подвиги во имя веры, на некоторых отображались мучения святых. На одной, более крупной, Влад узнал Святую Деву Марию. Она прижимала руки к груди в том месте, где в нее были воткнуты семь мечей: три справа, три слева, и один снизу.
Медленно Влад добрался до распятия и поднял глаза. Грубо вытесанный из дерева Иисус взирал на Влада с креста. Волосы его были черными, на теле алели пятна крови. Иисус был выполнен в человеческий рост, а крест стоял прямо на полу. Влад вдруг заметил, что он и Иисус стоят практически на одном уровне. Если бы не крест, Иисусу не пришлось бы даже опускать взгляд, чтобы увидеть Влада.
В глазах у Иисуса была неимоверная боль. Влад вдруг поразился, как можно такую сильную эмоцию передать столь скудными по меркам современного искусства средствами: неестественное, неправильной формы без особой тщательности вырезанное лицо, широкие мазки краски, не ведающей полутонов и теней, все настолько условное, можно сказать по-детски условное...
И такая вселенская, глубинная боль!.. Как, как такое возможно?..
Влад постоял еще немного, а затем сделал неуверенный шаг вправо от распятия.
С большой тщательно отреставрированной иконы на него смотрело вытянутое лицо Святой Девы Марии, держащей младенца. Руки ее были чуть разведены, и в реальном мире она непременно выронила бы ребенка. Но икона читалась иначе: она словно бы вручала свое чадо Владу.
И ему отчего-то вдруг стало так спокойно, и так светло, несмотря на царивший вокруг полумрак...
Влад не торопясь запалил фитилек от лампады, подплавил основание свечи и закрепил ее на подставке. Огонек сперва был совсем маленький, но быстро разросся и уверенно уселся на вершине парафиновой палочки. Влад посмотрел на него, улыбнулся, не столько даже внешне, сколько про себя, подумал:
"Храни, Господь, моих родных, мою жену и моих детей, дай им здоровья и сил, и огради от лукавого."
И перекрестился.



Вячеслав Губарь
Путь из тьмы

Впервые бабушка разбудила меня для этого в четыре утра, когда я был первоклашкой. Мы пошли с окраинной грозненской Бароновки через два моста над темной рекой Сунжей. По мере приближения к цели все чаще попадались дяди и тети с узелками, в которых, я знал- пасхальные куличи... За два дома до храма Архангела Михаила бабушка чмокнула меня в макушку и отпустила домой. И я пошел навстречу рассвету, переполненный гордостью. Единственный в семье мужчина- я охранял бабушку от ночных хулиганов.
На следующий год, осознавая себя повзросевшим, я позволил чмокнуть себя уже в щеку. А за несколько последующих лет бабушка уменьшилась ростом и стала просить меня нагнуться, чтоб все также чмокнуть. Я уже понимал, что в столь ранний час бабушка будила меня не из страха перед хулиганами. Но, чтоб понять, зачем бабушка будила вообще, мне предстояло еще стать взрослым...
Отправляла она домой, потому что нам детям нельзя было идти дальше. У входа в церковь стоял кордон комсомольцев. Уже став старшеклассником, потом студентом и автоматически - комсомольцем, я умудрялся перед Пасхой "заболевать". Чтоб не вылавливать выросшее за нами поколение детей, провожавших своих бабушек на пасхальную службу...
А второй причиной "болезни" была укрепившаяся привычка...Еще тогда, впервые проводив бабушку, я прошел мимо родного дома и вошел в заброшенные совхозные сады. Меня неудержимо влек к себе неземной аромат розового рассвета. Небосклон над темносиней линией горизонта действительно беззвучно полыхал переливом розового цвета от красного до желтого...Но пламя рассвета, начинавшееся где-то за горизонтом, райски благоухало! Завороженный нежной феерией, я не сразу увидел, что предрассветное зарево осторожно ласкает тянущиеся к нему соцветья громадных белых цветов, буйно покрывших темную зелень высоких кустов. Я нетерпеливо потянулся к ближайшему соцветью и неожиданно укололся о громадные шипы. Так я познакомился с цветущим шиповником, заполнявший густым ароматом рассвет. Одурманенный им, я обессиленно плюхнулся на пенек, оставленный мощной айвой.
На этом пеньке я встречал пасхальный рассвет почти двадцать лет. Сквозь зажмуренные веки мои глаза наполнялись божественным светом восходящего солнца. Оно матерински нежно ласкало сначало мое лицо, а потом тепло его ладоней проникало мне за ворот рубашки и согревало раскрывавшуюся ему навстречу душу...
С каждым годом я все отчетливее понимал символичность своего пути в Пасхальное утро.
Чтоб прийти к Богу, надо однажды проснуться посреди беспросветной тьмы бездуховности. И долго идти к Храму, оберегая в душе святое, передаваемое нам предками. Путь этот во тьме может быть прерван и внешними силами Ада. Такими в моем детстве были комсомольские кордоны у входа в церковь. Но еще страшнее Ад внутри тебя. Когда ты по духовной лености отказываешься от шанса прийти в Храму. Никакая бабушка не могла б добудиться, если б я того не хотел. Или - трусишь преодолеть свою слабость. Ту же лень, привычку жить "как все" или-"как всегда". А то и страх. К примеру, пасхальное утро запросто можно было встретить в освещенном и душном, оттого еще более вонючем зассаностью подъезде многоэтажки рядом с церковью. Туда, на миг струхнув обратного пути через ночной город, я, было, зашел- спрятаться. Но, преодолел же страх!.
И лишь прошедший внутренние испытания, встречает рассвет в Храме, каким был для меня сад с цветущим шиповником. Там, в саду, с первыми лучами солнца, вместе с ласковым теплом, меня окутывало Любовью. Ощущение того, что меня любит и бережет все, что меня окружает, может быть только божественным. Полный Любви человек неизбежно придет в церковь, чтоб пред ликом Создателя перкреститься и смиренно прошептать "Спасибо тебе, Отче, за ВСЕ!".
Уже призванный в Армию, приготовившись уехать на другую сторону планеты, я прилетел издалека к бабушке на один день, попрощаться. Мудрая бабулька вместо протокольных наставлений привела меня в вконец обветшавший сад за нашими домами. Обняла левой рукой, а правой показала на "мой" куст шиповника. Интуитивно я не удивился ее молчанию при этом. Бабушка беззвучно говорила: "Мы будем ждать тебя, внучек!". Догадался, что не хотела выдать дрожащим голосом едва сдерживаемые слезы.
Пронзенный догадкой, я изумленно обернулся и спросил: "Так ты что? Провожала меня - до сада, а потом трамваем возвращалась в церковь?". Влажные бабушкины глаза засияли радостью и она кивнула.
Для надежды граница возможна - Невозможна для веры она.

Аватара пользователя
Кризисный психолог
Психолог
Сообщения: 5608
Зарегистрирован: 25 май 2008, 21:26
Пол: муж.
Вероисповедание: Православие
Цель пребывания на форуме: Хочу помогать горюющим
Откуда: г. Москва
Контактная информация:

Re: Рассказы...

Сообщение Кризисный психолог »

Прекрасные рассказы!
"...человек не должен как бы искусственно подогревать в себе скорбь и драматическое чувство о смерти другого, считая, будто их отсутствие доказывает, что он не любил. Скорбь должна как бы перелиться в другое: в любовь, которая не кончается, в сознание: я тоже иду по этому пути, мне тоже придет время умирать, и какая тогда будет радость встречи!.. Тогда скорбь просветляется..."
Митрополит Сурожский Антоний

Радуга
Сообщения: 1942
Зарегистрирован: 16 ноя 2009, 22:56
Вероисповедание: Православие
Цель пребывания на форуме: Хочу помогать горюющим

Re: Рассказы...

Сообщение Радуга »

Сергей Шалимов

Совпадение

"...на Смоленском кладбище шло строительство новой каменной церкви - взамен старой, деревянной. Стены поднялись уже высоко, так что каменщикам приходилось сперва поднимать кирпич на леса и только после этого продолжать вести кладку. Строительство храма - дело богоугодное, и блаженная Ксения надумала помочь строителям. По ночам носила она кирпичи и складывала на лесах. Поутру приходили мастеровые - и понять не могли, как это происходит. Наконец решили вызнать, кто же этот незримый помощник. Вот тогда-то и стало всем известно, что тяжкий этот труд исполняла известная всей округе юродивая Ксения..." (Житие св.блаж. Ксении Петербургской)

- Ты закончил с ремонтом? Машина в порядке? - голос жены трубке мобильника имел характерные оттенки, по которым опытный муж с двадцатилетним стажем, то есть я, сделал вывод о том, что субботняя "пара пива" на безлюдной даче сдвигается на некоторое время, хорошо, если не отменяется вовсе...
- Да, милая, пустяк оказался... тормозной цилиндр потек. Уже все заменили... денег хватило... Сколько осталось?.. Приеду, расскажу... плохо слышно... Что? Подъехать? Зачем? Ты что-то задумала?
- Да, подъезжай домой. Возьмем икону Ксении Блаженной и отвезем ее в Рузино. Хватит тянуть...
- Ты уверена? Ну, если ты так говоришь... А не откажутся взять?
- Если откажутся, вернемся и все... я тебя жду.

Вот так. Несколько лет уже висела дома у нас эта икона. Долго писали ее по нашему заказу. Однажды, после молитвы перед этой иконой и просьбы о помощи в лечении сына, мы в тот же вечер получили из поликлиники приглашение за бесплатной путевкой в специализированный санаторий. Лечение тогда помогло. Совпадение? Чудо? Считать можно как угодно, только после этого мы решили подарить эту икону в храм. В какой? Лучше найти победнее. Начали искать такой подходящий храм и заказали для иконы резной дубовый киот. Ведь если икона пойдет в бедный храм, то там наверняка не окажется лишних 200-300 долларов для заказа киота. А в киоте икона и выглядит более ухоженной и сохранится дольше.

Привык я к этому образу. Помню, как специально полгода искал репродукцию иконы блаженной Ксении, именно той, которая стоит в Петербурге в храме Смоленской иконы Божией Матери... Так и не нашел, пока опять не попал в Петербург и не купил бумажный образок на Смоленском кладбище... Настоятельно просил при заказе сделать точную копию... Не сделали. Художник, конечно имеет право на творческий подход в работе, но ведь не в каждом случае же... Не стал я отказываться от этой иконы, взял, заплатил. Потом узнал, что художник был вынужден уволиться из этой мастерской. Воздаяние за сомочиние? Совпадение?...

Подъезжаем к Рузино. Скромные двух и трехэтажные котеджики из финского кирпича, обнесенные по периметру ненавязчивыми трехметровыми каменными заборами, органично вписывались в неброский подмосковный пейзаж. Нужна ли с таким приходом будет в здешнем храме наше лепта? В этом храме был я до этого всего лишь один раз года четыре назад. Знакомый резчик по дереву попросил его подбросить на машине. Тогда, осенним темным вечером посещение храма оставило ощущение бедности и неустроенности. Быть может, сейчас владельцы окрестных усадеб уже все изменили? Нет, не изменили... Храм как был, так и остался маленьким и без притвора. Даже свечная лавка в нем только лишь обозначена. На столике лежат свечи и висит коробочка... Возьми свечей сколько нужно, пожертвуй сколько сможешь... Идет всенощная... На клиросе певчих больше, чем прихожан. По неуловимым признакам сразу же определяем псаломщика. Подходим к нему, он отводит нас для разговора в боковую дверь, там жилая половина дома.
- Возьмете икону?
- Спаси Господи, возьмем.. О-о-о! Да она у вас писанная! Положите пока вон на полочку. Батюшка благословит ее куда-нибудь повесить.
- А можно положить ее вот на этот свободный аналой? - спрашиваю я, заметив складной аналойчик около двери.
- Ну, что ж. Положите.

Прикладываемся на прощание к иконе и выходим назад в храм. В последний момент решаем остаться до конца службы и взять благословение у настоятеля. Все-таки не хорошо получилось бы.. Вроде вбросили в дверь храма (пусть и икону) и убежали... На клиросе началось шептание. По одному певчие начали бегать в боковую дверь... На очередном выходе из алтаря к священнику подошла регент и коротко и возбужденно что-то прошептала... Он что-то ответил. Ой! Аналой с нашей иконой выносят в центр храма и ставят рядом с праздничной! Вот это да! При елеопомазании священник первый прикладывается к нашей иконе, а за ним и все прихожане храма. Ничего не понимаю. Что происходит? Обычно после дара в храм икон проходит не менее нескольких дней, пока ее увидишь на стене, а тут что такое? После службы священник, благословляя нас, коротко рассказал:
- Вы видите, что мы сейчас строимся, расширяем храм. На прошлой неделе сидели мы за столом, а я посетовал, где бы и от кого бы нам помощь найти в строительстве. А матушка моя возьми да и скажи, что пусть, мол, Ксения Петербургская приходит и строит... Она же ведь строила тайно храм... Я сегодня чуть со страху не помер, когда мне сказали, что в храм пришла икона блаженной. Спаси вас, Господи!

У меня у самого мурашки прошли по спине...

Совпадение?
Для надежды граница возможна - Невозможна для веры она.

Радуга
Сообщения: 1942
Зарегистрирован: 16 ноя 2009, 22:56
Вероисповедание: Православие
Цель пребывания на форуме: Хочу помогать горюющим

Re: Рассказы...

Сообщение Радуга »

Игорь Колгарёв

Невзятая высота

В доме Егора Гавриловича все давно уже спали. Только он один сидел сычом на кухне и с тоской глядел в окно. На душе у него как никогда прежде было тяжко и уныло. Даже трущийся об его ноги кот не мог развеять этого пасмурного настроения.
-- Боже мой, Боже мой, -- выдохнул Егор Гаврилович, пытаясь освободить грудь от щемящей боли. Однако совсем неожиданно до него дошёл смысл произнесённой им фразы. Фразы, сказанной Иисусом Христом на кресте, фразы отчаяния: “Боже Мой, Боже Мой, зачем Ты оставил Меня?!”
От этого стало ещё тяжелее, и Егор Гаврилович решил “прогуляться” от кухонного стола к газовой плите, заодно поставив на неё чайник. Вид огня также не прибавил заметно хорошего настроения, и поэтому ничего не оставалось, как снова рухнуть на табуретку.
“Подумать только, -- задумался Егор Гаврилович, -- дочь моя, единственная душа в мире, которая мне всего дороже, и, надо же, сегодня в церкви была!”
Нет, Егор Гаврилович не был закоренелым атеистом и против Бога ничего конкретно не имел. Посещение церкви дочерью также не было для него самой ужасной вещью. Удручало то, что сегодня дочь его Настя совершила покаяние, раскаялась перед Господом во всех своих грехах, исповедовала их и со слезами на глазах отдала их Богу в молитве. Господь, верный Своим обещаниям, великодушно простил грешницу, коснулся ее Духом Своим Святым, преисполнил радостью и сознанием прощения.
Сегодня Анастасия вернулась домой радостная и счастливая, подобно Моисею, спускавшемуся с горы Синай после общения с Богом. Она легко кинулась на шею маме, поцеловав ее и затем только обратила внимание на своего растерявшегося отца.
-- Я приняла Христа! -- крикнула она на всю прихожую и закружилась вальсом.
Тут только Егор Гаврилович заметил у неё в руках пухленькую Библию, видимо, подаренную в церкви.
-- Это где это? -- проговорил с досадой отец.
Начиная успокаиваться и “сходить с небес на землю”, Настя рассказала:
-- Сегодня пошла я на Богослужение, дай, думаю, посмотрю как это происходит. Зашла, села...
И она живо и эмоционально описала происходившие в церкви события: проповеди, пение хора, звучание органа, декламацию стихов, молитвы. Егор Гаврилович даже удивился, что можно так красиво рассказывать о вещах, давным-давно ему знакомых и много раз виденных.
-- ...И я вышла к кафедре, упала на колени и сказала Богу всё-всё, что только было у меня плохого, и сильно-сильно попросила Его простить меня во что бы то ни стало! Со мною молилась вся церковь!
Мать Нина Петровна слушала и тихо плакала, не стесняясь вытирать шалью огромные слёзы радости. Один Егор Гаврилович стоял ошарашенный. От него явно ждали реакции на повествование его дочери, но не сумел её проявить, кроме как тем, что глупо улыбнулся одной стороной рта, кивнул как ишак, да ушёл куда-то. Он слышал, что дочь и жена молчали, когда он выходил, молчали и когда он совсем скрылся за косяком дверного проёма... Если бы они знали, как его спине было неловко тогда!
Ночное одиночество было завоёвано Егором Гавриловичем отчаянным криком “Отстаньте!”, поданным им из туалета на вопрос Нины Петровны: “Ты где?” После этого к нему никто уже не подходил и не приставал. А он закрылся на кухне и сидит там уже весь вечер и пол-ночи. Вот, кстати, и чайник вскипел...
Налив чаю, Егор Гаврилович сам с собою повёл беседу.
-- Я ведь тоже был верующим, -- сознался он. -- Тоже когда-то перед Богом покаялся... Давно, правда. Счастливый такой я был, радовался спасению своему. Как же это было?
Он погрузился в воспоминания и светлая улыбка на миг озарила его лицо.
-- Приехали к нам в село баптисты, -- вспоминал он, пытаясь расставить события по порядку, -- установили стол посреди центральной площади, разложили Библии, книги, журналы всякие... Библиотеку, значит, сообразили. Ну, мы все, деревенские, налетели, интересно, чай! Взял я тогда брошюрку одну... Как же она называлась-то? -- но названия так и не вспомнил. -- Про Бога так ясно рассказывала, про Иисуса... Я-то, дурень, думал до этого, что Бог на тучке сидит, в бороде Сам, с амурчиками вокруг, с голубем порхающим.. Хе-хе, умора! А тут читаю: “Бог есть Дух, и поклоняться Ему надо в духе и истине”! Конечно же, Дух! Я и сам это неосознанно чувствовал раньше! Ведь не может же Он быть из мяса и костей как мы, потому что как же тогда Он всех нас услышит, всем поможет, много дел сделает? А Дух -- другое дело, как воздух -- везде и всегда!
Егор Гаврилович даже радостно поёжился на табуретке, радуясь своему давнишнему открытию.
-- А на следующий день пошёл книжку-то баптистам возвращать, а они и сообщают: “Нынче, мол, вечером собрание в доме Фединых будет, приходите, мол, говорят”. Думал тогда я, думал, решил спросить: “Попаду я в рай или нет?” И если скажут, что не попаду, уйду от них, а если скажут, что попаду... Пошёл в дом Фединых, они на краю села жили. Встал там на пороге и слушаю.
Выпив одним глотком кружку чая, Егор Гаврилович захотел припомнить содержание проповеди, но не смог.
-- Нет, когда баптисты запели, а их было пятеро -- два мужика, две женщины и пацанёнок, -- после того я кинулся на пол и начал каяться... О, Боже! И ведь полегчало, да, полегчало!..
Ему стало грустно, слеза запросилась из глаза и Егор Гаврилович тяжко вздохнул.
-- Понял тогда, что прописка моя в раю от Иисуса Христа зависит, а Он уже умер за неё. Умер, чтобы я попал туда. Всё так просто, слава Богу! Я молился даже несколько раз Ему. Мы, ну, все те, что на собрание в дом Фединых ходили, группу верующих создали, собирались постоянно. Я тоже туда ходил, Библию читал. Бог тогда со мною был, влиял.
-- И что же остановило тебя тогда? -- спросил голос совести Егора Гавриловича, подключаясь к беседе.
-- Да понимаешь, -- заёрзал тот, -- приехали из центра менты, баптистов с библиотекой загрузили в “козёл”, увезли куда-то... Мы стали собираться в лесу. А пошёл я как-то раз туда, вижу -- председатель колхоза с солдатами... Подкараулили, значит. Мы -- в рассыпную! Но их больше было, почти всех нас догнали и били сильно... Ещё нас же “изуверами” и “мракобесами” называли. Вот забрали нас, и в амбаре заперли. Меня первого, правда, на допрос повели.
“Что, -- говорят, -- на Колыму, Егор, захотел? Ща быстро оформим! Мы у себя в колхозе никакую религию не потерпим! Мы от ентого ишо в тридцатом году отрешились полностью и бесповоротно! Ты что, против односельчан своих идти думаешь? Они вон какие сознательные, социализм строят. А ты? О матери своей лучше подумай! Её-то, бедную, за что ты на нищету и позор обрекаешь? А братьев? Из-за глупости же какой-то!..”
Да, страшно тогда было, жутко. Ночь была, ну прямо как сейчас, чёрная и холодная.
-- Пожалел я родных своих... Чего зря в лагеря отправляться? Оттуда же не вернёшься! -- рассудил Егор Гаврилович, будто бы веря в свои оправдания.
Кот жалостно замяукал и начал скребыхаться в закрытую дверь. Пришлось выпустить животное, и оно, словно осуждая хозяина, удалось восвояси.
-- А потом?
-- Потом свыкся. Думал: “Верю сам в себе и ладно. Буду жить себе, как жил”. Тут ещё родня насела: “Работай лучше, ишь, в монахи удумал записаться, окоянный!” В общем, как-то постеснялся, затаился... Сбежал в город, стал работать на такси. Женился на заправщице бензоколонки Нине, дочка, вон, родилась. Правда, -- вспомнил внезапно он, -- жена, как на зло, вдруг в Бога уверовала! Я пить с горя стал, обидно же!..
-- А ты спортом занимался? -- вдруг спросил голос.
-- Ась? Спортом что ли? Да, конечно... -- удивился Егор Гаврилович. -- Как её, атлетикой лёгкой, прыжками в высоту то есть, очень даже занимался в своё время. На Спартакиаду ездил.
-- А почему бросил?
-- Так ведь... -- замялся он, и вспомнил своё поражение на районных соревнованиях.
Целый год Егор тренировался, готовился. Поехал. Верил, что запросто перепрыгнет любую высоту, тем более, что в районе он считался самым лучшим. Это на Спартакиаде планку всё время поднимали почти под два метра, там прыгуны действительно сильные, а тут...
Но произошло непредвиденное. Парень из соседнего колхоза брал всё новую и новую высоту. Только было Егор успокоится, что очередную высоту соперник не должен преодолеть, а тот -- раз, и берёт! Да ещё под конец свою высоту установил -- полтора метра! Такую никто тогда из непрофессионалов ещё не брал. Егор самонадеянно улыбался, даже брюки спортивные позволил себе надеть, показывая этим, что, мол, уходить пора, ничего нового, мол, не произойдёт... А тот взял высоту эту, перепрыгнул как-то! Представляете?
У Егора потемнело в глазах, он снова как-то снял брюки и важно зашагал к отметине. “Погоди, я тебе покажу!” -- прорычал он и ринулся на планку. Прыжок! Планка и Егор рухнули рядом... Публика и спортсмены издали единый вздох: “Ух!”
Затем Егор поднял глаза, ища объяснений, но увидел, что все стали смотреть уже каждый на что-то своё. Кто -- бег на стометровке, кто -- метание копья... Лишь пара ребятишек беззлобно усмехнулись над падением Егора Кузьмина.
Это было ужасно. Это была НЕВЗЯТАЯ ВЫСОТА. Он тут же попробовал ещё и ещё, но только падал вместе с планкой и злился. Ни метр пятьдесят, ни даже метр сорок ему тогда не покорились. Это было ПОРАЖЕНИЕ, поражение, что называется, на всю жизнь, от чего он до сих пор всё как-то неприятно вздрагивал, вспоминая свои тогдашние ощущения.
Сегодняшняя радость дочери, принявшей Христа в своё сердце, так же было очередным напоминанием Егору Гавриловичу о другой его главной НЕВЗЯТОЙ ВЫСОТЕ -- вере христианской. Ведь как ни крути, а продал он её, отрёкся как Иуда, испугавшись возможных последствий, бед и трудностей. Хотел было в рай попасть, даже прыгнул уже!.. И не взял. Не взял высоту, не перепрыгнул планку животного страха, рухнул обратно.
-- Господи! -- заплакал Егор Гаврилович, -- я буду вечно сокрушаться об этом своём поражении! Я буду вечно презирать себя за то, что не смог, не одолел! Это -- боль моя вечная до самой смерти...
И вдруг...
-- Ну что ты! -- послышался чей-то успокаивающий голос. -- Разве ты забыл, что Кровь Иисуса Христа очищает нас от ВСЯКОГО ГРЕХА? Разве ты не помнишь, что отец простил своего блудного сына? Тот тоже бросил отца, ушёл прочь, но когда проголодался, когда осознал и вернулся, то отец простил его, принял, накормил и одел! “Как же нам не радоваться, не ликовать, ведь родной твой брат был мёртв -- и ожил!” -- говорил отец другому своему сыну. И ты так же!..
Егор Гаврилович с надеждой улыбнулся. Он припомнил и другие слова из Библии, некогда читанные им тёплыми вечерами в своём родном селе. О том, что Господь радуется каждому возвратившемуся к Нему грешнику, что Он спасает и заблудшую овцу из Его стада... О том, что отпавшие ветви всегда могут прижиться обратно к своему природному Стволу...
“Нет, я не хочу терпеть поражение! -- решил Егор Гаврилович. -- Я не хочу и дальше не брать высоту!”
Не заметив как, Егор Гаврилович упал на колени, закрыл глаза и долго-долго молился.
Он просил у Бога прощения за каждое своё падение, за каждую негодную мысль, он высказывал Отцу Небесному всё, что было на его измученной душе. Ведь покоя и счастья без Бога в мире он так и не нашёл... Объяснив свои беды, он ещё и ещё раз просил простить его, потому что искренне жаждал быть снова со Христом, снова получить “прописку” в раю.
И необычайная перемена произошла с Егором Гавриловичем, -- вдруг какая-то радость ворвалась в самое сердце старого грешника, поломала все заборы и стены, вычистила помещение совести и отпустила душу его на свободу. К Свету, к Истине, к Богу!
Так была одержана долгожданная ПОБЕДА! Егор Гаврилович впервые взял недоступную, казалось бы, ВЫСОТУ, взять которую он никак не мог и не осмеливался раньше. Потеряв “духовное чемпионство” один раз, теперь он готов был умереть, но только уже больше никогда не выпускать его и постараться прожить жизнь так, чтобы сделать для Бога как можно больше, преодолеть все высоты на свете, какие пошлёт ему Господь.
Радуясь и благодаря Господа, он не знал, что вместе с ним в этот час, только в соседней комнате, стоя на коленях, за него молились его жена Нина Петровна и дочь Настенька -- самые дорогие ему люди на земле.
За окном начало светать...
Для надежды граница возможна - Невозможна для веры она.

Радуга
Сообщения: 1942
Зарегистрирован: 16 ноя 2009, 22:56
Вероисповедание: Православие
Цель пребывания на форуме: Хочу помогать горюющим

Re: Рассказы...

Сообщение Радуга »

Вера Николаева

Однажды зимой...

Ого, как уже поздно... Сегодня их задержали на сверхурочные, потом трамвай невыносимо долго кружил по заснеженной Москве, поэтому когда она сошла в своем тихом замоскворецком переулке, на улицах уже не было ни души. Война явно катилась к концу, все чаще и чаще в небе расцветали салюты и в глазах измученных людей стала потихоньку пробиваться надежда - ну вот, еще немного, совсем чуть-чуть и все...
Она спешила домой, где давно уже уютно сопят носами умаявшиеся за день мальчишки. А может... Нет, о письме лучше не думать, только зря расстраивать себя. Тебе же сказали - муж на задании, сообщения с ним нет, когда вернется - дадут знать, а пока жди.
Под ботиками уютно поскрипывал свежий снег. На секунду ей показалось, что не было этой страшной четверти века, что она снова гимназистка и скоро Рождество, у Никитиных будет елка. И Володя пригласит ее на танец... И снова морозные звезды будут заглядывать в окна комнаты, и будут потрескивать дрова в печи, и Володя срывающимся шепотом скажет "Верочка...".
Эх, Володя-Володенька, где ж ты похоронен, милая детская любовь моя? Расстреляли тебя в девятнадцатом... И Жоржа, братика, тоже убили... Вот здесь, в Замоскворечье, в семнадцатом году. Какой он смешной был маленький! Толстый такой бутуз в матроске с якорями, трогательно красневший от каждого слова, вскакивавший с места, чтобы уступить место даме... Жоржик, так и не успевший по-настоящему влюбиться... Он заскочил с черного хода домой, схватил на кухне горбушку черного с солью (как он всегда любил это нехитрое лакомство!), поцеловал маму и ушел со своей юнкерской школой защищать Кремль. А на другой день его принесли на шинели и рука белая-белая свисала безжизненно и странно...
Внезапно ей показалось, что в окне древней церкви мелькнул огонек. Не может быть, храм закрыт уже лет двадцать. Наверное, померещилось. Впрочем, сейчас же стали потихоньку открывать некоторые церкви. А вдруг...
Огонек мелькнул еще раз и еще. Не веря сама себе, она поднялась на невысокую паперть. Рука коснулась двери... отдернулась... и снова потянулась к старинному бронзовому кольцу. Неожиданно легко дверь отворилась и она вошла в притвор.
Давно забытые запахи ладана, воска и еще чего-то неуловимого и такого родного охватили ее и Вера прижалась к косяку, чтобы не упасть... Вот няня Катя ведет ее маленькую в накрахмаленном переднике с смешными торчащими косичками в причастию. А вот на Вербное воскресенье они стоят в этом самом храме - мама, папа, бабушка, няня, Жоржик и Верочка. И у всех в руках пушистые вербочки, а за окном весна, синь во все небо и солнце. И впереди огромная и обязательно счастливая жизнь, ведь иначе и быть не может, не должно. А вот их гимназический класс на Рождественской всенощной. Где-то рядом родные и близкие, грохочущий бас дьякона и клубы кадильного дыма. И стараешься изо всех сил смотреть только на батюшку в блистающем облачении, а глаза сами нет-нет да и скосятся вправо, туда, где чинными шеренгами стоят юнкера. Шестнадцатый год, последняя зима, все еще вместе...
Вера сделала несколько неверных шагов. Ноги не слушались, подкашивались и она боялась - только бы не упасть. В храме кроме нее кто-то был. Но где он и что делает, она так и не могла разглядеть, а позвать почему-то тоже было очень страшно.
Слева у распятия еле теплилась лампадка. Знакомо смотрели печальные глаза Христа, блики пробегали по его лицу и Вера вспомнила, как маленькой пряталась за распятием и ей казалось, что боженька плачет, потому что она опять нашалила и без спросу стащила конфету из бабушкиного буфета...
-- Господи, упокой маму, и папу, и братика, и бабушку, и Володю. Ты сам знаешь, где они все похоронены, прости их, Господи. Ты знаешь, как они мучились, упокой их, помилуй, прости грехи их вольные и невольные...
Она сама не заметила, как опустилась на колени, не вытирала слез, не видела ничего кругом себя. Давно забытые слова молитв сами рвались наружу, она повторяла их, почти не отдавая себе отчета, ей только хотелось, чтобы Господь помог, чтобы всем ушедшим любимым стало хорошо и покойно...
-- Поплачь, доченька, поплачь... Не держи в себе. Кому ж горе свое рассказать, как не Господу? - чья-то рука легко коснулась ее головы. Вера попыталась встать, но та же рука чуть придержала ее и рядом опустился на колени высокий худой и совершенно седой священник. Он еле слышно зашептал что-то, а Вера вдруг почувствовала, что теперь она со своим горем не одна...
-- Батюшка, я двадцать лет не исповедовалась, - вдруг неожиданно для самой себя произнесла она, когда священник перестал молиться.
-- Ну пойдем, дочка.
Священник встал и, отойдя к исповедальному аналою, зажег крошечную свечу. И тут Веру словно прорвало. Все то, что она столько лет носила в себе, не рассказывая ни мужу, ни ближайшим подругам, всю боль и муку этих страшных лет, все унижение и грязь, все попытки выжить при новой власти, вырастить детей, все свои неправды и грехи, все это она, не щадя себя, рассказывала этому незнакомому священнику с грустными и внимательными глазами.
Он слушал ее, не перебивая, только губы еле заметно шевелились да рука тихонько перебирала бусины четок. Когда Вера замолчала, он тихонько погладил ее руку и вздохнул "Ну вот, дочка, вот ты и пришла к Отцу..." и накрыл ее голову епитрахилью. Целуя его руку после благословения, Вера заметила, что она вся покрыта шрамами...
На душе было непривычно легко и радостно. Вера огляделась при слабом свете лампады.
-- Батюшка, а раньше здесь Казанская была, красивая такая, старинная. Вы не знаете, кто ее забрал? И Георгия-победоносца больше нет, я в детстве так дракона боялась, а няня меня вечно пугала, что он придет и заберет меня, если я буду в церкви шалить...
-- Вы хорошо знаете этот храм, Вы в нем раньше бывали?
-- Конечно, бывала. Здесь и родители мои венчались, и меня крестили. Мы же всю жизнь здесь рядышком за углом жили. И гимназия моя отсюда в двух шагах. Нас на большие праздники всегда сюда на богослужения водили. И законоучитель у нас из этого храма был - отец Владимир. В него все наши девочки тайно влюблены были - такой красавец статный. Мы его тайно все в архиереи прочили. Ох, простите, что-то я совсем не то говорю. Батюшка, что с Вами?!
Священник внезапно ссутулился и на мгновение прикрыл глаза искалеченной рукой. Потом выпрямился, откинул волосы со лба.
-- Простите пожалуйста, Вы меня не узнаете?
Она вгляделась повнимательнее. И вдруг узнала, скорее сердцем, чем глазами - этот профиль и чуть восточный разрез глаз...
-- Батюшка, где ж Вы были все это время?
-- Далеко, дочка, на Колыме.
Она глубоко, по-русски, поклонилась ему в ноги...
Для надежды граница возможна - Невозможна для веры она.

Ответить

Вернуться в «Проза»